Инок.

Добавлено: Вт Дек 25, 2007 11:22 pm

Мне попалось это сочинение совершенно случайно, оно было переписанным от руки в тетрадке с соблюдениями правил дореволюционной орфографии и архаизмов. Не указывалось кто его автор, откуда переписано и какого года эта работа, так что подскажите, если кто знает. В сети я ничего подобного не находил, но сочинение нравится - своей простотой изложения и красотой. Перепечатываю его для широкой публики... и, конечно, по частям, так как поэма достаточно длинная Exclamation

Пожалуйста, пишите свои комментарии и впечатления : Cool

:

ИНОК.

Земле я отдал дань земную
Любви,надежд, добра и зла.
Начатьхочу я жизнь иную,
Молчу и жду,… пора пришла.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

1
На берегу реки широкой,
В долине мирной между гор
Как память древности глубокой
Стоит обитель до сих пор.
Везде следы минувшей славы:
Ограда, башни и собор,
Церквей чешуйчатые главы,
Кресты с узорчатой резьбой, -
Всё в древнем виде сохранилось,
Всё дышит древней простотой.

2
Но в той обители святой,
В стране безвестной и глухой,
Вдали от шумных поселений,
Осталось всё без изменений.
Там всё велось по старине,
Там все простые старцы жили,
Они преданьем дорожили
И не стремились к новизне.
Обитель, славная когда-то,
Давно уж сделалась бедна,
И лепту каждую она
Должна была беречь как злато.

3
Однажды, позднею порой,
Во время осени сырой,
У врат обители, согбенный
Чернец мастистый и смиренный,
Сидел с поникшей головой.
Уже смеркалось; за деревней,
Напротив врат монастыря
Скрывался солнца луч последний
И меркла бледная заря.
Покой повсюду водворялся
И воцарялась тишина…
Одна река лишь всё шумела,
Резвилась зыбкая волна,
Угомониться не хотела,
И жалась к берегу она,
И пеной белою кипела.
Старик сидел, внимая шуму,
И по земле клюкой стучал,
То, погружённый снова в думу,
Главой медленно качал…

4
Но, и совсем стемнело вскоре,
Природа в сумрак облеклась,
Вечерня кончилась в соборе,
К трапезе братья собралась;
И вратарь, встав уж собирался,
Врата святые заключить,
Отнесть ключи и сном почить…
Вдруг, слышит за спиною шорох,
И, оглянувшись, увидал он
Незнакомца пред собою;
Тот шапку набожно снимал
И пред иконою святою,
Крестясь, поклоны в землю клал.

5 – 6 - 7
«Откуда ты, пришлец, раб Божий?»
Спросил приветливо чернец.
«Из дальних мест, святой отец», -
- ответил тот. – «Я здесь прохожий».
«И это ж случай, аль недуг
Тебя завёл сюда, мой друг?
Обитель наша ведь убога,
Вдали проезжая дорога,
И редко, редко, кой когда
Кто невзначай зайдёт сюда».
«Не случай, отче, но печали
Дорогу к вам мне указали», -
Сказал, вздохнувши, мирянин, -
Утраты, скорбь, души тревога…
И мало ль сколько есть причин,
Чтоб мир оставить? Много, много!»
«Печаль возверзи ты на Бога,
Той помощь свыше ниспошлёт,
Слезу с очей твоих сотрёт;
Премудр Господь: Он испытует
Сынов возлюбленных своих.
Его любовь и наказует,
Гласит писание святых.
Не бойся горя, но роптанья,
Он усугубит гнёт скорбей!»
«Ты, знать, читал в душе моей:
Сюда я шёл для врачеванья;
И, видит Бог, – я не ропщу,
Когда Он скорбь мне посылает,
Я облегченья лишь ищу,
Когда душа изнемогает…»
«Кто ж без печали пребывает?
Цари, вельможи – ведь не ты,
И там есть труд и тяготы!
Ах, всех, друг мой, Господь равняет…
И верь мне ты: всем есть венцы,
И всем кресты Бог посылает,
Но и кого ж Он забывает?
Что значат врановы птенцы?
И тех Господь не оставляет,
И тех премудро Он питает!...
Эх, что тужить! Приют здесь есть!
Смотри-ка, вот моя сторожка,
Там отдохни, приляг немножко,
А мне пора ключи отнесть
От врат входных;
Уж, чай заждался отец игумен,
И не раз, про них чай спрашивал».
Остался здесь пришлец один;
Дверь заперлась…

8
Задумчив, грустен, тих и ясен
Был взор усталый пришлеца,
И привлекательно прекрасен
Вид исхудалого лица.
Он был не стар, но серебрились
Местами волны бороды,
И по челу уже струились
Морщин заметные следы.
Но ясно было, - начертали
Их преждевременно печали,
Не такова страстей печать,
Страстей греховных и могучих,
Всегда столь гибельных и жгучих…
Блажен, кто смог их избежать,
Себя, умея побеждать…

9
Один оставшись, он глазами
Обводит келию кругом:
Лампады, свет пред образами
Чуть отражается стеклом
Простой, некрашеной божницы,
Приют убогий озарял;
В углу три сплоченных тесницы,
(Их старец ложем называл),
В другом углу налой стоял,
Псалтырь старинная раскрыта
На нём покоилась одна;
Скамья и столик у окна,
Да по стенам, кой где, прибито
Висело несколько картин:
Одна из них – изображенье,
Как умирал христианин;
Другая – грешника мученье;
Саул с Давидом, Соломон,
Со львом борящийся Сампсон
И Бородинское сраженье…
Висели мантия, клобук;
Часы с расписанной доскою,
Под ними, лейка и сундук,
И лом с широкою пилою,
Да старый заступ с топором, -
Вот всё, что келью наполняло,
Что старику принадлежало,
И что в убожестве своём,
Он мог назвать своим добром.

10
И мысли новые рождались
Теперь в уме у пришлеца,
И как волна волной сменялись
При виде кельи чернеца.
Ему дни прошлые предстали:
Часы отрад, года печали,
И понял он всю пустоту,
Весь ложный блеск и суету
Мирских ничтожных наслаждений,
Едва достойных сожалений,
Узревши кельи простоту
Как пред слепцом теперь прозревшим
Дотоль в неведенье косневшем,
Пред ним раскрылся мир иной,
Со всей своею глубиной, -
Мир не понятный, не доступный
И чуждый мудрости земной.

11
И жалки, мелочны, преступны,
Ему казались те дела,
В которых он, не видя зла,
Жизнь иждивал без наслажденья,
И не сочувствуя им сам,
Лишь из мирского угожденья
Шёл по избитым колеям.
Всё то, что душу наполняло,
Что занимало праздный ум,
Что сердце тешило, смущало,
Предмет надежд, забот и дум, -
Теперь пред ним разоблачалось,
Каким-то призраком иль сном,
Блестящим мыльным пузырём
Издалека ему казалось.
И он вздохнул и пожалел,
Что слишком поздно он прозрел,
Что так напрасно, так бесплодно,
Он столько свежих, юных сил
Так бессознательно, свободно,
Так беспощадно расточил…
И он невольно прослезился
И горько, горько пожалел,
Что лишь тогда он умудрился,
Когда от опыта созрел.
И вот, он шёл теперь в обитель,
К смиренным, бедным чернецам
Земной премудрости ревнитель
Шёл поучаться к простецам!
Сыны разумные природы,
Не исказивши жизнь свою,
Не расточив своей свободы,
И сохранивши силу всю,
Премудрых мира предварили,
И, миновав окольный путь,
К той прямо пристани приплыли,
Где сердце может отдохнуть.
И где житейские волненья
Их не должны уже смущать,
И в тишине уединенья
Их не тревожить, не прельщать!

12
И он исполнился веселья,
Отрады луч в душе блеснул,
Чертогом стала старца келья
И он всей грудию вздохнул;
Вздохнул он так, как не вздыхалось
Ему уж много, много лет,
Когда от скорби грудь стеснялась
И мерк во взорах божий свет.
И ощутил он обновленье,
В груди измученной своей,
И благодатное забвенье
Всех безотрадных, прошлых дней
Теперь впервые опускало
На всё былое покрывало…
Кто не испытывал скорбей,
Тот не постигнет наслажденья,
Блаженства полного забвенья.
Но он – он это ощутил,
И в умилении говорил:

13
«Блаженны вы, отцы святые,
Живые мира мертвецы,
Небес глашатаи земные,
Добропобедные борцы!
Блаженны вы, как Божьи чада, -
Он вас от века предизбрал,
И овцам избранного стада
Он пажить лучшую вам дал!
Стократ блажен, кто не прельщался
Корыстью, гибнущей как прах,
И кто, как вы, обогащался
Стяжаньем верным вечных благ;
Именье ваше не истлеет,
Наследье ваше без конца,
Оно вовек не оскудеет,
Как достояние Творца.

14
Чтоб в Твой чертог и я, убогий,
Вслед мудрых дев тогда вошёл,
И не на суд предстал бы строгий,
Но в жизнь от смерти перешёл!»

15
Он говорил… в сенях раздался
Стук приближавшихся шагов, -
Привратник старец возвращался
И с хитрым треском семь часов
Часы пронзительно пробили.
«Ну, уж погодка! … дождь и снег!
Знать бурю ветры разбудили;
Добро пришёл ты на ночлег.
А будь ты в поле?! Уж стемнело,
Мокро и холодно теперь…
Вишь, буря как рассвирепела!
Страна лесная, - бродит зверь…
Да что ж я это разболтался,
А вот, что нужно, не скажу!
Я только в дверь это вхожу,
А он как тут, мне и попался, -
Ходил смотреть, который час,
Отец игумен то, а я про Вас
Ему и сделал донесенье,
Что так и так, мол, - всё сказал…
Ну, говорит, моё благословенье!
Пущай придёт, коль не устал,
Не то утра, пожалуй ждите!...
Да нет уж, что, теперь идите,
Коли он сам благословил».
Евлогий вратарь заключил:
«Да, вот что: не найдёшь ты
Коль я тебя не провожу;
Уж так и быть, опять схожу,
А то, пожалуй, забредёшь ты
Бог весть куда, да не к нему…
Постой, фонарик я возьму!»

16
Они пошли. И дождь, и стужа,
И ветер выл, и темнота…
«Куда ж идёшь ты, видишь, лужа!»
- Кричал старик, - « вот в ворота,
Ступай за мной, ко мне поближе!
Куда ты? Слеп, что ль?
Да не в пруд! Да слышь ты,
Как тебя зовут? «Васильем!» -
«Ладно, ну иди же, ну слава Богу,
И довёл! А что, ведь ты бы не нашёл?
Ну, а теперь… Наверх и вправо,
Там дверь… конец, и Богу Слава!»
И старичок назад побрёл.

17
Довольно низменны, со сводом
Постройки мудрой старины
Между двух башенок над входом
На монастырь обращены,
Игумна кельи выходили
Другими окнами на сад,
Он в связи с трапезой были;
Чрез дверь от ризничных палат.
Вошед по лестнице широкой,
Василий вправо дверь открыл,
Глядит – передняя;
Его послушник допросил:
Кто он такой, зачем, откуда?
И, вскользь сказавши; «Сядь покуда!»
Пошёл докладывать о нём.
Минут чрез пять его позвали,
Отец игумен был уж в зале,
И речь завёл он с пришлецом.
Тот старцу в ноги поклонился
И, взор, потупив, молча стал…
Игумен сел, облокотился
На стол рукою, и сказал:

18
Приемлет всех Христос – Спаситель
«Ко Мне грядущего, - Он рёк, -
Не изждену Я!» И обитель, в неё же
Ты, мой друг, притёк, - Его чертог.
Тот кто от сердца возжелает
В Христово воинство вступить,
Ему как следует служить
Тот прежде дух свой да смиряет;
«Азъ сердцем кроток и смирен,
И от Мене вы научитесь,
Подобно Мне и вы смиритесь
И кротки будьте вы…»
Блажен, кто сердцем кроток!
Обещает Господь тому наследье дать.
И тако, чадо, кто желает
Снискать от Бога благодать,
Тот должен Богу угождать:
Быть сердцем кротким и смиренным,
И меньшим самых меньших быть,
И всем и каждому служить.
Худым считать себя, презренным,
Достойным всякия хулы,
Ничем, ни в чём не возноситься,
И не бесчестья, а хвалы, как
Сети вражией страшиться. Cool

Добавлено: Вт Дек 25, 2007 11:30 pm

Сергей Есенин- я думаю написал это стихотворение. Wink

Добавлено: Вт Дек 25, 2007 11:32 pm

На Есенина это не похоже, вспомним: Cool

...Если кликнет рать святая,
Кинь ты Русь, живи в раю,
Я скажу не надо рая,
Дайте родину мою.

Ну не его это измерение сознания... Confused

Продолжим

Добавлено: Вт Дек 25, 2007 11:33 pm

19
Святой Макарий говорит;
Кто совершенным быть желает,
Тот никого не порицает,
И, кто бы, в чём не согрешил,
Велики ль, малы согрешенья –
Не наше дело осуждать,
Но нам терпеть все оскорбленья,
Терпеньем гнев свой побеждать.
Он говорил ученикам:
«Подобны будьте мертвецам:
Коли вас чтут – не возноситесь,
Коли поносят, не сердитесь,
Зане кто мёртв, тот глух и нем.

20
И вот ещё, что есть о нём,
В его житьи (для нестяжанья
Пример, достойный подражанья!)
К себе однажды он пришёл
И татя в келии нашел.
И что ж он сделал? – Не смутился
И не сказал, кто он такой –
Он перед татем притворился,
Что будто сам он был чужой;
И помогал он выносить,
И на осла всё возложить.
И татя с миром проводил.

21
Егда в сей мир мы приидохом, -
Блаженный старец говорил, -
С собой ничто мы не внесохом,
Егда изыдем яве есть,
Ничто же можем мы изнесть.
Но кто исчислит все примеры
Святых Отец? Кто исповесть
Вся их дела? Их твёрдость веры,
Должны стараться мы стяжать,
И их беззлобью подражать.

22
Макарий, писано в Минеи, -
Через пустыню как-то шёл,
И древний лоб он там нашёл;
И он жезлом его коснулся, -
Казалось, череп встрепенулся,
Как будто голос испустил.
Тогда Макарий вопросил:
«Кто прежде был ты, знать желаю?»
- «Я был языческим жрецом;
Здесь были мы, здесь был наш дом,
И я тебя, Макарий, знаю.
Тебя Дух Божий осенил.
Молись о нас – твои моленья
Дают нам в муках ослабленья».
- «А в чём ослаба?» - тот спросил,
И череп жалобно вопил:
- «Мы все в огне, огонь над нами,
Огонь под нашими ногами,
И в том огне все мы стоим
Одни невидимы другим!
Когда же ты свои моленья,
О испытующих мученья
Порой возносишь пред Творцом,
Тогда и мы, к лицу лицом
Друг друга частью различаем,
И то отрадою считаем».
И старец слёзы проливал
И снова с грустью вопрошал:
«Ужели муки есть сильнее,
Ещё ужаснее, страшнее?»
И череп старцу отвечал:
«Да, ниж нас, там и ад мрачнее;
Мы, не познавшие Творца,
Хотя и страждем, но в сравненье
Для нас есть в муках облегченье
Но там, там мукам нет конца».
- «А кто ж в тех муках пребывает?» -
Макарий с ужасом спросил:
- «Там тот, кто Бога отвергает,
Или от Бога отступает,
Или закон не соблюдает…
Исчислить мук их нет и сил».

23
Я трепещу, когда читаю
Житья святых, и помышляю, -
Какой отчёт должны мы дать,
Что все обеты нарушали,
Спасаться шли и согрешали!
Как в день Суда Творцу предстать?
Чем нашу жизнь нам оправдать?
О, помни чадо, день вступленья,
И день пришествия сюда,
И все души произволенья,
Храни и памятуй всегда!
Ты, друже, знаешь, - кто вступает
В обитель с тем, чтобы в ней жить,
Со страхом Господу служить,
Тот сам себя обещевает,
Как жертву Богу обрекает,
Он вписан в воинство Творца,
Тот с кем же должен быть сравнён?
Тот, кто свой дар опять отъемлет! –
Как святотатец грешен он!
Он навсегда исшёл из мира,
Себя сам Богу посвятил
А к миру сердце обратил…
Он как Ананья и Сапфира –
И обещал, и утаил!
Господь Бог наш не зрит на лица,
И не даров – любви Он ждёт;
Будь ты, как сирая вдовица,
Всё, что имеет, отдаёт.
Кто б ни был ты, богат иль знатен,
Или убогий, иль простец, -
Ты можешь быть Творцу приятен,
Коли ты истинный чернец.
Сюда вступивши, всей душою,
Возлюбишь Бога своего,
И, уподобив весь мир гною,
Пребудешь мёртвым для него.

24
Умолк игумен. Стар годами,
Но бодр и крепок с виду был.
Казалось, долгими трудами,
Себя он в жизни закалил.
Он был украшен сединами,
Но свежесть, молодость лица,
И худощавость чернеца,
Жизнь воздержанья обличали;
Он скорби знал, и пыл страстей
Он превозмог в душе своей;
Но сердца муки и печали
Его судьбы не помрачали,
И чувства суетной любви
Со всем их роем наслаждений
И с адом пламенных мучений,
Он не испытывал в крови.
Он много видел, думал много,
И много в книгах прочитал;
Но сам он мало испытал,
И шум мирской, его тревога –
Словами были для него,
И что они обозначали,
Какой смысл тайный заключали, -
Он не испытывал того.
Он с миром юношей расстался
Он рос и зрел, и старцем стал,
И тем же юношей остался,
Но мудрым опытом блистал.
Он избежал тех заблуждений,
Которым мир построил храм,
Открытый всем для всесожжений,
И где лишь смрад – не фимиам.
Душой дитя, умом – мыслитель,
По жизни истинный чернец, -
Он был во плоти небожитель,
В делах обители мудрец.

25
Безбрадым юношей в обитель
Он двадцати двух лет вступил,
И был он истинный ревнитель,
Творцу и ближнему служил.
Он перешёл все послушанья,
Везде был дельный человек,
И, чуждый зла, любостяжанья,
Так прожил целый полувек.
Вполне собою обладая,
Смущаем не был он ничем,
И всем и всё всегда прощая,
Он был в обидах глух и нем.
Келейник прежнего игумна
(Когда он юношею был),
Он всё терпел благоразумно
И старца искренне любил,
Хоть тот и крут был в обхожденьи,
И часто бранивал его, -
Он в полном жил повиновеньи
И черпал мудрость у него.
Искусный, опытный в правленьи
(Когда игумном стал потом),
Он был хозяином во всём;
Но, как монах, в уединенье,
Он помышлял не о земном.
Его беседа назидала,
И кто бы с ним ни говорил, -
Мирской ли то, иль инок был, -
Она всем пользу доставляла,
С отрадой каждый ей внимал.
Обогащён умом природным,
Он сам себя образовал,
И словом ясным и свободным
Живую мысль передавал.
Его боялись и любили;
Он был и строг, и справедлив,
По Бозе ревностно строптив.
К нему нередко приходили
Порой весьма издалека,
Чтоб только видеть старика,
Его беседой насладиться,
Благословение принять,
И непритворно подивиться
Его уменью управлять.

26
Когда, окончив наставленья,
Он взор к пришельцу обратил, -
Тот с чувством полного смиренья,
Ему свой вид тогда вручил. *прим: вид – паспорт.
И что-то тихо говорил.
Бумагу взявши, пред свечою
Игумен медленно читал
И, покачавши головою,
Очки серебряные снял,
И, помолчавши, за собою
Он пришлецу идти сказал.
И долго, долго продолжался
Там разговор у них вдвоём;
Но тайной он для всех остался,
Когда игумен с пришлецом
В дверях у сени целовался,
(Келейник сказывал потом),
Ему в то время показалось,
Что у игумена глаза опухши были,
Что слеза по бороде седой спускалась,
И голос несколько дрожал,
Как он келейнику сказал:
«Его вот, к схимнику сведи ты,
Что я прислал, так и скажи,
А келью дать… Ну, всё равно…
Хоть ту, где на реку окно.

27
В тот вечер позднею порою,
Девятый час в исходе был;
Молитвы кончив, пеленою
Минею бережно прикрыл
Маститый старец Гавриил.
И, сев на лавку в утомленьи,
Перебирать он чётки стал,
И сердцем полным умиленья,
Свои обычные моленья
Чуть слышно, медленно шептал:
«Прими, Царю, благодаренье,
За день сей, мною прожитой,
И отпусти ми согрешенья,
В сей день содеянные мной;
И сердцем чистым и смиренным,
И сокрушенною душой,
Моим языком дерзновенным
Тебя сподоби восхвалять.
И даруй мне по благодати
От днесь начало положить,
Стезёю правою ступати,
Тебе не леностно служить…
От дел моих мне несть спасенья:
Я связан множеством грехов,
Но, Ты, всех Жизнь и Воскресенье,
Покой преставльшихся рабов.
Их воскреси Ты, и восстави,
И от сетей греха избави,
И от злоуозненных врагов!
И вера пусть моя давлеет
И оправдит мя пред Тобой,
Дел добрых раб Твой не имеет, -
Он нищ делами, наг душёй.
И даждь нам сон в успокоенье
И бренной плоти, и души,
И укроти страстей стремленья,
И чувств волненья утиши.
Усни все наши мудрованья,
И ум наш бодрым соблюди,
И отжени от нас мечтанья,
От вражьих стрел нас огради.
По сне нощнем же день нам новый
И день безгрешный воссияй,
Да мы обрящемся, готовы
Узреть божественный Твой рай!»

28
Нас ненавидящих, Владыко,
И нас обидящих прости,
И щедрой милостью великой,
Вся их грехи им отпусти;
И всем, всем нам благотворящим
Ты так же благо сотвори;
Недужным, немощным, болящим,
Ты исцеленье ниспошли.
Всех, иже в море, Ты управи,
Всех в путь грядущих сохрани,
Стезёю правой их направи,
И спутешествуй с ними Сам,
И всех служащих нам собратий
И милость делающих нам
Помилуй Ты, по благодати,
Ты их грехов не помяни.
В селеньях праведных вчини
Всех, кто в надежде воскресенья
От мира в вечность отошёл;
Всех братий, страждущих в плененьи,
От обстояния и зол избави Ты;
Плодоносящих и добродеющих в церквях
Велицей милости просящих,
Ты не лиши небесных благ.
И нас, и грешных и смиренных,
И недостойных раб своих,
Сподоби сердцем просвещенных
Идти стезёй путей Твоих.
И за молитвы Преблагая,
Пренепорочной, Пресвятой,
И Богоматери Марии
Нам даруй в вечности покой.

29
Так дряхлый старец со слезами
От всей сердечной глубины,
Почти невнятными словами,
Среди безмолвной тишины
Душою к Богу возносился,
О мире мира он молился
И помощь Божью призывал.
И старца взор был так бесстрастен,
Так безмятежно чист и ясен
И столько мира совмещал,
Что в нём, как в зеркале, казалось,
Всё благо мира отражалось.
Вид старца весь, его чело, -
Всё миром, кротостью цвело,
Всё благодушем дышало
И силы горней благодать
На нём оставила печать,
И как святое покрывало,
Сияньем света осеняло
Сего простого чернеца
Смиренно-мудрого борца.
И был он инок не названьем
Не по одежде схимонах,
Но чистотой и воздержаньем
И в помышленьях и в делах –
Он был безмолвник в самом деле,
И небожитель в бренном теле.
И как-то Лествичник сказал:
«Он тело в келье заключал,
Уста его сомкнуты были,
И о мирском не говорили,
И чрез порог души своей,
Давно от мира отрешённой,
Любовью горней окрылённой,
Он путь просёк для злобных змей,
Нас уязвляющих страстей.

30
Он рано с миром разлучился,
И ровно восемьдесят лет
Прошло с тех пор, как он решился,
Вступить сюда, оставя свет.
И с той поры уже ни разу
Он не помыслил никогда
За ворота сходить куда,
Чрез то избег сует заразу,
И не понятна, и чужда,
Была душе его вражда.
Смиренный, кроткий, благодушный
И всем и каждому послушный,
Он скорби тем не миновал
И от завистников страдал.
Но этим он не возмущался
И, духом мирный, мирен был
И с тем, кто мира отвращался,
Как псалмопевец научил.
И в телеси, как бестелесный,
Как житель горний без страстей,
Как некий инок древних дней
И путь себе избрал он тесный,
И постепенно восходил он
Тою лестницею райской,
Путь по которой нам открыл
Святой чернец горы Синайской.
Читать он знал, писать не мог,
И только в том и заключался
Его познаний весь итог.
Но, день и ночь он поучался,
В Законе Божием с тех пор,
Как с миром он навек расстался
И устремил горе свой взор.
Он много лет был непострижен,
И хоть монашества желал,
Он не считал, что он обижен
И воли Божьей ожидал.
Когда ж он принял постриженье, -
Его желаний всех предел, -
Идти он дальше не хотел;
Его страшило повышенье,
Священства он не принимал,
И лишь маститый, престарелый,
Склонившись долу, колос зрелый,
Он только схиму воспринял.

31
«Помилуй, Боже, тех кто в поле
Из братий наших иль чужой,
Кто по нужде и по неволе
Застигнут бурей в час ночной;
И многомилостив им буди,
От них вся беды отжени,
Все бо Твои мы, все мы люди, -
Помилуй всех и сохрани!»
И, взяв свечу, он собирался
Идти почить до утра сном…
Вдруг слышит, стук в сенях раздался
И чей-то голос под окном.
Прислушался: «Благословите?»
Тот голос снова вопрошал.
«Во славу Божию, войдите,
Кто б ни был там» - он отвечал.
И он подумал: стало нужно,
Коли так поздно, а идут;
В смущеньи брат, душа недужна,
Во имя Божие грядут!
И не смотря на утомленье
(Должно быть, час десятый был),
Ни даже тени нетерпенья
Спокойный вид не изъявил.
Своё исполнив порученье,
Ушёл келейник, и вдвоём
Остался схимник с пришлецом.
Смиренный вид, следы печали –
Благообразие лица, невольно
Старца привлекали, а может быть
И проникали, и в ум и в сердце
Пришлеца святые взоры! –
Кратко, ясно ему Василий рассказал,
Что скорбь его была ужасна,
Как он в миру изнемогал
И как бесплодно и напрасно,
Он облегченья там искал.
И, наконец, потом решился
Навек расстаться с суетой.
«Ты не роптал в скорбях, друг мой,
И воле Божьей покорился?»
И сердцем всем, и всей душей
Я Бога присно прославляю;
Что Он меня не позабыл,
Но благодатью посетил… Я не ропщу,
Не унываю, ищу отрады в тишине…
«Кто жаждет, да грядет ко Мне,
И да пиет», - сказал Спаситель,
Итак, гряди в Его обитель.
«Аз есмь Свет миру - рек Он нам,
Ходяй по Мне во тьме не ходит».
Внемли божественным словам,
Тецы к Нему – Он руководит
Того, кто верует в Него;
И свыше чудный свет нисходит
На слуг возлюбленныз Его.
Итак, иди и поклоняйся
Ты в духе истины Ему,
Творцу и Богу твоему,
К Нему всем сердцем обращайся,
И всею мыслью, всей душей;
Он – путь, Он – жизнь, Он – Свет Живой!
Благодари! С распутий мира
Он и тебя к себе призвал,
И к царству радости и мира
Тебе путь скорбный указал.
Иди вперёд не унывая,
Творца за всё благодари,
Скорби и плач, но уповая,
Веленья Божии твори.
Неси свой крест, всем верным слугам
Господь его, как знамя дал,
И после битвы по заслугам
Венцы нетленья обещал.
В борьбе с грехом не утомляйся, -
Господь к Себе тебя зовёт, -
Молитвой честной укрепляйся
И не страшась идивперёд!
Зане Премудрый Вождь ведёт!
Господь простёр к тебе десницу,
Он посветит души темницу
И дивным светом озарит.
Но ты устал, час поздний ночи, -
Иди сном тихим опочить,
Пусть до утра смежатся очи,
На утро можешь приходить.
Тогда подробно мне расскажешь
Всё, что таишь в душе своей,
Все раны сердца мне покажешь…
Господь – Помощник, даст елей,
Лишь с верой ты его возлей.
Господь к себе всех призывает:
Недужных телом и душой,
Он всем отраду обещает,
И исцеленье, и покой;
Но мы исполнены сомненья,
Мы не к Нему в скорбях идём, -
У твари просим мы целенья,
А о Творце и небрежём!

(Конец первой части). Rolling Eyes

Добавлено: Ср Дек 26, 2007 2:39 am

Дхарма Махант
Дмитрий Благово написал это Wink

, в иночестве архимандрит Пимен.. Wink

http://www.ruslit.com/?p=142

"в 1874 году в Москве публикуется его автобиографическая поэма “Инок“, в 1875 – сборник “Духовные стихотворения” Rolling Eyes

И тут посмотри Cool

http://www.ugresh.ru/uv/newarxiv.htm?act=v...r=43&topic=2292

Добавлено: Чт Апр 10, 2008 8:15 am

Вот стихотворение "Инок" А. Блока

Никто не скажет: я безумен.
Поклон мой низок, лик мой строг.
Не позовет меня игумен
В ночи на строгий свой порог.

Я грустным братьям — брат примерный,
И рясу черную несу,
Когда с утра походкой верной
Сметаю с бледных трав росу.

И, подходя ко всем иконам,
Как строгий и смиренный брат,
Творю поклон я за поклоном
И за обрядами обряд.

И кто поймет, и кто узнает,
Что ты сказала мне: молчи...
Что воск души блаженной тает
На яром пламени свечи...

Что никаких молитв не надо,
Когда ты ходишь по реке
За монастырскою оградой
В своем монашеском платке.

Что вот — меня цветистым хмелем
Безумно захлестнула ты,
И потерял я счет неделям
Моей преступной красоты.

Инок это не тот путь, который ведёт к просветлению. Будда говорил о среднем пути. А ОШО говорил, что люди стремятся к тем, кто делает, что-то такое что не доступно им. Люди не могут стать иноками, потому что им нужно обеспечивать детей. Они не могут отказаться от секса, потому что у них есть супруги. Поэтому люди восхищаются теми, кто не такой как они.

Добавлено: Чт Апр 10, 2008 8:18 am

Dharma Mahant

Цитата:

Земле я отдал дань земную
Любви,надежд, добра и зла.
Начатьхочу я жизнь иную,
Молчу и жду,… пора пришла.

В Индии эта пора наступает в 75 лет. В исламе в 63 года, потому что Мухаммеду в этом возрасте в бою отрубили голову. В Казахстане президент решил давать пенсию с 63 лет, привязав этот возраст к Мухаммеду.

Добавлено: Пн Апр 14, 2008 6:06 pm

Твайс Хеппи ОШО 2

Цитата:

В Индии эта пора наступает в 75 лет. В исламе в 63 года, потому что Мухаммеду в этом возрасте в бою отрубили голову. В Казахстане президент решил давать пенсию с 63 лет, привязав этот возраст к Мухаммеду.

Мда?
Михаил Юрьевич ЛЕРМОНТОВ (1814 - 1841)

Земле я отдал дань земную
Любви, надежд, добра и зла;
Начать готов я жизнь другую,
Молчу и жду: пора пришла.
Я в мире не оставлю брата,
И тьмой и холодом объята
Душа усталая моя;
Как ранний плод, лишённый сока,
Она увяла в бурях рока
Под знойным солнцем бытия.

Примечание. Солим - Иерусалим. 1838

А Лермонтов и до 25 лет не дожил, когда он это написал...
Заметьте, он был молод, умён, красив, богат... и при этом пессимист Crying or Very sad

Вы - в отношении вышеперечисленного ему противоположны, и Вы - ОПТИМИСТ Rolling Eyes

Не просто счастье - но сразу двойная его порция Very Happy

Кстати, жизнь Дмитрия Благово была тесно связано с Вашим г. Дмитровом.

Добавлено: Пн Апр 28, 2008 10:01 am

Дхарма Махант

Цитата:

Имение Благово было в в подмосковном имении Горки Дмитровского уезда. По окончании университета он какое-то время служил в канцелярии московского генерал-губернатора, состоял директором богоугодных заведений в г. Дмитрове.

Я об этом от вас узнал, здесь в Дмитрове о нём едвали кто знает.

Михаил Юрьевич ЛЕРМОНТОВ (1814 - 1841) сгорел как свеча зажжённая с двух концов. Его писсимизм это, возможно, предчувствие.
Я предпочитаю позитивную психологию, в которой человек видит мир не таким как он есть, а таким каким хотел бы чтобы он был. Какой смысл жить если в этой жизни нет счастья. Темп жизни и технические возможности позволяют преумножать то что мы стремимся иметь. Сейчас человеку не нужно толкать тачку, чтобы она двигалась быстро, нужно только нажать на газ и машина увеличит скорость и в два раза и больше. Печального в этом мире и так достаточно, так что нет смысла преумножать его. Печальное как смерть всё равно придёт говори о ней или нет. Не стоит жить с мыслью: "Как бы не забыть что нужно умереть".
Двойное счастье можно понять, только самому став Твайс Хэппи, но можно и не понять упустив шанс.

Добавлено: Пн Апр 28, 2008 10:09 am

Дхарма Махант писал(а):

Эта картина словно из моего детства. Я жил в Южном Казахстане, в горах Тянь-Шаня. В дали были снежные вершины, даже летом. Не далеко были горы по ниже, перед горами был кишлак. Я старательно обходил жилища людей, чтобы подняться на вершину. На вершине горы есть дух гор, а среди людей даже в монастыре дух облачён в слова.
Я думаю, что путник обойдёт обитель и поднимется на вешину, не на самую высокую, потому что на снегу не уютно медитировать. А вы как считаете?

Добавлено: Пн Апр 28, 2008 11:51 am

Твайс Хеппи ОШО 2
Как интересно-то! Mad

Цитата:

Я предпочитаю позитивную психологию, в которой человек видит мир не таким как он есть, а таким каким хотел бы чтобы он был.

Вопрос на даршане:

Возлюбленный Ошо.
Не расскажешь ли ты о движении трансперсональной психологии, и особенно о работе и медитации Кена Вилбура, который считается основателем спектральной психологии? Почему такие люди не приходят сюда? Является ли проблемой твое видение и её практические следствия?

Ответ: Первое, что нужно понять — я не занимаюсь психологией. Психология остается привязанной к уму; это наука ума. А вся моя работа в том, чтобы вывести вас из ума, поэтому эти люди воспринимают меня так, будто бы я их враг.
Они исследуют, как функционирует ум, персональный или трансперсональный, каковы его обусловленности и как эти обусловленности можно заменить новыми обусловленностями. Вся их работа — назовут ли они это интерперсональной или спектральной психологией — остается ограниченной умом. А мой мир, мир дзен — это мир не-ума.
Мы просто не беспокоимся обо всей этой чепухе, которую ум носит веками. Если вы увлечетесь, вы можете продолжать и продолжать копаться в уме, и все больше мусора будет выходить наружу.
Эти люди вообще не интересовались медитацией, поэтому нет и вопроса их пребывания здесь. Во-вторых, они полагают, что нашли ответ. Очевидно, человек, который полагает, что нашел ответ, не отправится на поиски истины, а останется ограниченным своим собственным воображением. Ум не может быть не чем большим, чем образы, мысли, мнения, настроения. Ум не свойственен вашей природе, но навязан вам обществом.
Наука остается ограниченной материей. Психология остается ограниченной умом.
Медитация это попытка проникнуть за пределы материальной физиологии, за предел умственной психологии и найти изначальный источник жизни и сознания.
Работа здесь совершенно другая, не только другая, но и делает все их усилия — усилия так называемых психологов различных школ — бессмысленными. Это пустые занятия..

Весь вклад в мировую философию, который дала Америка, это "философия позитивного мышления", - дерьмовая философия...

Ошо. «Звук хлопка на одной ладони». Exclamation

Добавлено: Пн Апр 28, 2008 12:17 pm

Дмитрий Благов

Ручей
В глуши лесов, в тени древесной,
С уступа гор течёт ручей,
И ток свой скромный и безвестный
Таит он там от всех очей.
Но если, знойною порою,
Случайно кто его найдёт,
Отраду светлою струёю
Он в грудь усталую вольёт…
Когда б по воле Провиденья
Во дни земного бытия
Дар благодатный облегченья
Скорбящих душ стяжал и я!
Не жажду я стяжаний ценных,
Не к ним стремлюся я душой:
Удел подвижников смиренных –
Да будет мой удел земной!
Вам власть и сила, чары злата, –
Земли могучие сыны!
Мне – сердце любящее брата,
И мир душевной тишины,
Вы, как моря, вы, как светила,
Вселенной можете служить:
Мне, как ручью, – пусть дастся сила
Добро неведомо творить!
(16 августа 1846, село Горки)

ОШО растворившийся в океане.
Ковбой от пастухов отличаются только, самооценкой, оценкой самого субя. Кто вы ручеёк или океан?

Добавлено: Пн Апр 28, 2008 12:31 pm

Дхарма Махант
Спасибо за цитату ОШО.
Прежде чем отбросить ум нужно мусор ума сложить в один мешок. У нас некоторые выбрасывают мусор прямо в окна многоэтажек. Чтобы от чегото отказаться нужно это иметь. ОШО говорил, что бедный человек не может отказаться от богатства, которого у него ни когда не было. Чтобы отказаться от уме нужно пресытиться им, стать дважды счастливым, подобно тому как отказаться от секса можно только пресытившись им. О пресышении сексом говорил ОШО. А я говорю о пресыщении счастьем.

Добавлено: Пн Апр 28, 2008 1:03 pm

Притча рассказанная Ошо

Великий король имел трех сыновей. Одного из них он хотел сделать своим наследником. Но это было трудно сделать. Все три сына были умны и смелы. Все были одного возраста. И не было возможности выбрать. Тогда король спросил великого мудреца, и мудрец предложил ему идею. Король вернулся домой, позвал трех сыновей к себе, дал каждому по сумке с семенами цветов и сказал, что он собирается паломничать по святым местам. "Это займет несколько лет " год, два, три, может быть, и больше. А вот задача для вас: вы должны будете возвратить мне эти семена, когда я вернусь. Тот, кто сохранит их лучше, и будет моим наследником". И он отправился паломничать. Первый сын подумал: "Что мне делать с этими семенами?" Он закрыл их в железный шкаф, решив, что, когда отец вернется, он отдаст их ему такими, какими они были.
Второй сын подумал: "Если я закрою их в шкаф, как это сделал мой брат, они погибнут. А мертвое семя " это не семя". Он пошел на базар, продал семена и сохранил деньги. Он подумал: "Когда вернется отец, я пойду на базар, куплю семена, которые будут еще лучше этих". А третий сын пошел в сад и разбросал семена по всему саду. Прошло три года, отец вернулся. Первый сын открыл свой сейф. Семена сгнили. Отец сказал: "Разве это те семена, что я дал тебе? Из них никогда не появятся благоухающие цветы. Эти семена испорчены, они дурно пахнут. Это не мои семена". Сын настаивал, что это те самые семена, которые отец дал ему. Отец назвал его материалистом. Второй сын помчался на рынок покупать семена. Вернувшись домой, он вручил их отцу. Отец сказал: "Но это не те семена. Твоя идея лучше, чем у твоего брата, но в тебе еще нет того, чего я ожидал". Отец назвал второго сына психологом. Он пошел к третьему сыну с надеждой и страхом. Что же тот сделал с его семенами? Третий сын повел его в сад, там росли тысячи цветущих растений. И сын сказал: "Это семена, которые ты мне дал. Как только они будут готовы, я соберу семена и верну их тебе".
Отец сказал: "Ты мой наследник. Вот так надо было обойтись с этими семенами Idea

Твайс Хеппи ОШО 2

Цитата:

Чтобы отказаться от уме нужно пресытиться им, стать дважды счастливым

Умом нельзя пресытиться - Образы, которые он может создавать, это ваш бионаркотик, который сильнее чем все известные природные и химические наркотики. Но ум можно наблюдать из измерения медитации - научиться быть свободным от его игры в счастье и несчастье. Именно об этом Учение Бхагавана Шри Раджниша, Ошо.

P. S. Тему эту, пожалуйста, не мусорьте, она не о том, что вы пытаетесь доказывать!

Добавлено: Чт Май 15, 2008 9:31 pm

Мы русские Exclamation

Жил-был один очень мудрый король. Его собственный премьер-министр совершил предательство: он передал какие-то секреты в соседнюю страну, неприятелю. Премьер-министр был пойман с поличным. За это было только одно наказание — смерть. Но старый король всегда любил этого человека. Он был приговорён к смерти, но король дал ему шанс. В последний день он созвал весь свой суд. С одной стороны было оружие, готовое убить преступника, а с другой стороны была чёрная дверь. И король сказал:
— Ты можешь выбирать: или смерть — ты приговорён к смерти, — или чёрная дверь. Ты можешь сам принять решение.
Премьер-министр спросил:
— А что за этой чёрной дверью?
Король ответил:
— Это неизвестно. Никто не знает этого, потому что никто не выбирал этого раньше. Во времена моего отца, во времена моего деда много раз предоставлялась такая возможность, но никто не воспользовался ею, поэтому никто и не знает. Это неизвестно никому; даже я этого не знаю. У меня есть ключ, но когда мой отец умирал, он сказал мне: «Я могу открыть дверь, но если ты войдёшь в неё, я закрою её за тобой. Ты не должен заглядывать в неё». Но ты можешь посмотреть, что там, потому что ты можешь выбирать. Ты можешь выяснить, что там находится. Ты имеешь право выбора.
Премьер-министр долго размышлял и выбрал смерть. Он сказал:
— Убей меня. Я не хочу идти за эту чёрную дверь.
Премьер-министр был убит. Королева была очень любопытной. Она стала настаивать на том, чтобы король каким-то образом посмотрел, что там за дверью. Король рассмеялся. Он сказал:
— Я знаю — за ней ничего нет. Это просто свобода; за ней нет даже никакого помещения. Эта дверь открывается в широкий мир. Там нет ничего, но этого ещё никто не выбирал.

Вместо неизвестного люди выбирают смерть. Вместо неизвестного люди даже выбирают страдание. Неизвестное кажется им ещё более опасным, чем сама смерть. А свобода — это дверь в неизвестное. Свобода означает движение в неизвестное без знания того, куда идёшь, без знания того, что случится в следующий момент. Это чёрная дверь. Очень редко Иисус или Будда выбирают дверь; все остальные выбирают смерть. Wink

Добавлено: Пт Июн 20, 2008 10:17 pm

Вопрос к Ошо: Недавно, когда ум почти остановился, я внезапно почувствовал, что я сам и все, что меня окружает, существует точно так же, как во времена Иисуса. И возникло очень сильное ощущение самого Иисуса. Не могли бы вы что-нибудь сказать о явлении такого рода?

Вопрос от Сомендры.
Та же самая драма, разыгрывающаяся снова и снова; сценарий остается тем же, меняются только актеры. У Фридриха Ницше была на этот счет изумительная теория - теория вечного возвращения. Быть может, она не вполне верна в деталях, однако сама идея очень важна и глубока.
Это как времена года: наступает лето, за ним следует череда дождей, потом приходит зима, и снова лето. Летом будут цвести летние цветы, в сезон дождей будут цвести дождевые цветы, а зимой будут цвести зимние цветы. Ни один цветок никогда не повторится, но сам этот основной сюжет будет повторяться снова и снова. Это вечное возвращение.
История одна и та же. Она основополагающая, она никогда не бывает другой. Это может быть Кришна или Христос, Махавира или Мухаммед... меняются актеры, участвуют разные игроки, однако сущностное ядро всего этого всегда одно и то же. Поэтому когда вы глубоко движетесь в медитацию, как это каждый день делает Сомендра, и когда ум почти останавливается, как он говорит в своем вопросе, вы начинаете осознавать многие вещи, которые существовали всегда, но вы не осознавали.
Иисус очень глубоко укоренен в западном сознании. Он стал архетипом. Каждый раз, когда вы будете видеть что-то, что очень его напоминает, ваше бессознательное представит этот архетип вашему сознанию. Из-за того, что Сомендра много жизней был христианином, Христос очень глубоко вошел в его сознание. Ему не может прийти на память Кришна, с Кришной у него нет никаких отношений. Этот символ, эта метафора в его бессознательном уме не существует. Но если бы он много жизней был индуистом, он почувствовал бы тогда, что все это происходит как во времена Кришны или, если бы он много жизней был буддистом, он почувствовал бы тогда присутствие Будды. А, между тем, это одно и то же. Тело Будды отличается от тела Иисуса, но то, что скрыто за телом, не отличается: эта внутренняя чистота, эта внутренняя невинность, эта исконная невинность все та же.
В бессознательном Сомендры очень глубоко укоренен Иисус. Впрочем, Иисус будет ощущаться многими из вас еще по одной причине. Хотя Сомендра не жил во времена Иисуса, здесь найдутся многие, которые жили тогда. Среди моих саньясинов много евреев. Евреев в Индии не существует - совсем не существует. Так что многие евреи приехали специально ко мне - и здесь должно быть что-то глубокое. Они упустили Иисуса, однако бессознательный поиск продолжается. И каким-то совершенно бессознательным образом они почувствовали, что я где-то здесь. На этот раз они не хотят упустить. Сюда станет прибывать все больше и больше евреев. В тот раз они упустили, в те времена было трудно принять Иисуса.
А, между тем, за эти две тысячи лет произошло многое. Иисус теперь более уместен, он больше импонирует теперь человеческому сознанию. Евреям было очень трудно принять Иисуса из-за того, что он был евреем - так же, как индусам трудно принять меня. Ум играет в странные игры. Если кто-то рождается в вашей религии, вашему эго становится очень трудно принять, что он просветленный. Если кто-то рождается в одной с вами деревне, это становится еще трудней. А если кто-то учился с кем-то в одной и той же школе и вдруг распространяются слухи, что он стал просветленным или таким же избранником Бога, как его пророк, вы с порога отвергнете саму мысль об этом. Вы знаете этого человека с детства, знаете его изнутри и снаружи - как он может стать избранником Бога? Если здесь вы, то как Бог может избрать его? Как Бог может посметь это сделать? Если бы ему так нужно было выбирать, он выбрал бы вас. Это для эго становится нестерпимым.
Индия упустит меня по той простой причине, что я здесь родился. Эта случайность станет для Индии бедой. Я не вижу здесь много индусов. Вы, наверное, не смотрели на это с такой точки зрения. Почему их здесь нет? Их эго очень трудно меня принять, особенно это касается джайнов - этой маленькой религиозной группы, индийских джайнов. То, что я родился джайном, было случайностью. Но вы их здесь не найдете. Вы, может, и повстречаете несколько индусов, однако количество джайнов будет меньше. И уж тем меньше будет численность этой особой секты - в секте джайнов существует эта еще меньшая секта - в которой мне волею случая довелось родиться.
Количество джайнов очень мало - их в Индии триста тысяч - к тому же среди джайнов существует множество сект. Одна секта, очень маленькая секта, называется самхией - слово это происходит от слова «самадхи»: те, кто верят в самадхи. Это то же самое слово, которое в японском стало «самни», а позже - «сатори». Вряд ли вы найдете здесь самахиев - это невозможно. Их всего несколько тысяч. И все они знают меня, они со мной хорошо знакомы, однако в этом и заключается проблема: они не могут сюда из-за этого прийти.
Индия упустит. За пределами Индии не упустит никто; все остальные будут больше сонастроены со мною.
Евреи прибыли сюда в большом количестве. У них такое чувство, что здесь что-то происходит. Что та же самая драма разыгрывается здесь в двадцатом столетии - что-то из сознания Христа. Причем они могут легче меня принять, чем когда-то могли принять Иисуса. Он был евреем, сыном плотника - принять его было почти невозможно.
Многие из вас начнут постепенно чувствовать своего рода дежа вю, как будто это не двадцатый век, как будто эти двадцать веков внезапно исчезли из вашего сознания, как будто вы снова живете во времена Иисуса и ходите с ним по Иерусалиму или держите с ним путь неподалеку от Галилеи или в Вифлееме. Перед многими из вас развернется этот сон, так как эта метафора, что поможет меня понять, будет самой близкой западному уму.
Ни один индуист никогда не почувствует, что здесь происходит что-то имеющее отношение к Христу. Если он что-то и почувствует, так это будет Кришна. Ни один буддист никогда не почувствует ничего связанного с Христом. А если он и почувствует что-то, он почувствует что-то связанное с Буддой. Все это архетипы, бессознательные метафоры, и когда вы приближаетесь к своим глубинам, вы начинаете выпускать на волю поэзию своей души.
Так что Сомендра прав. Он говорит: Недавно, когда ум почти остановился, я внезапно почувствовал, что я сам и все, что меня окружает, существует точно так же, как во времена Иисуса. И возникло очень сильное ощущение самого Иисуса. Не могли бы вы что-нибудь сказать о явлении такого рода?
Это необычайно важно. Войдите в это глубже. Не противьтесь этому. Это тоже исчезнет. Как исчезает сознательное, так однажды исчезнет и бессознательное. Впрочем, жить в бессознательных метафорах лучше, чем в сознательных, потому что они глубже. И он совершенно прав, когда говорит: ум почти остановился, потому что, если он остановится окончательно, тогда исчезнет даже Иисус. Все эти вещи, в конечном счете, от ума; все слова, все метафоры - все эти вещи от ума. Осталось совсем немного ума - будь же готов, Сомендра, отбросить и его. И все же здесь нет места спешке, не будь нетерпеливым, не борись с этим. Это уходит само, оно уже на смертном одре. (Из книги "Суфии - верность истине".)

Добавлено: Чт Июл 03, 2008 12:15 am

Классику читаем Н.С.Лесков. На краю света Exclamation

Добавлено: Сб Июл 05, 2008 1:26 am

Дхарма Махант

Приложи сердце твое к учению и уши твои к умным словам.

Если будешь не ленив, то, как источник, придет жатва твоя; скудость же далеко убежит от тебя

Кроткий язык - древо жизни, но необузданный - сокрушение духа.

Лучше знание, нежели отборное золото; потому что мудрость лучше жемчуга, и ничто из желаемого не сравнится с нею.

Глупый не любит знания, а только бы высказать свой ум.

Царь Соломон - Притчи

Добавлено: Сб Сен 13, 2008 9:17 am

Продолжу, с вашего позволения...

ИНОК.

Молись, надейся и терпи, - Сказал Христос Спаситель:
Возьми свой крест, Мне вслед гряди,
И ведай, Мой служитель,
Где буду Я, там будешь ты!
1845 г.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.

1.
Прошло семь лет, и брат Василий
Спокойно жил в монастыре,
Он привыкал, и без усилий
Преуспевал и креп в добре.
Он понял ясно с дня вступленья,
Что для того, чтоб в мире жить,
Всего нужнее дух смиренья,
Что должно ближнему служить,
Любовью братий дорожить.
Ни должностей не добиваться,
Но и трудов не избегать;
Во всем на Бога полагаться,
Себя вполне Ему предать.
И был он кроток, благодушен,
Всегда спокоен, весел, тих,
Ко всем обидам равнодушен,
Как сын игумену послушен,
Как брат любезен для меньших.
Рожденный с любящей душою,
Он блага каждому желал,
Был счастлив радостью чужою,
Чужою скорбию страдал.
Он поучался подражая,
И, как премудрая пчела,
Повсюду мед свой собирая,
Он извлекал добро из зла,
Других во зле не зазирая,
И тем любовь он заслужил…
Он первым был на псалмопеньи,
Во храм не не леностно ходил,
И мыслью бодренной при чтеньи,
За словом Божиим следил.

2.
Когда в часы отдохновенья, -
Во время ль дня, в тиши ль ночей, -
В убогой келии своей, он заключался,
И виденья минувшей жизни
Перед ним, как призрак некий восставали,
И снова дух в нем волновали,
Когда он скорбью был томим,
И сердце снова, как бывало,
Тоски язвительное жало –
Предтечу тяжких, долгих мук –
В себе внезапно ощущало…
Он прибегал к святым отцам,
Он брал их мудрые писанья,
Дар их любви простым сердцам, -
И добрых старцев назиданья
Он с наслаждением читал.
И, как кору, он слой за слоем
Печаль с души своей скидал
И дух, палимый скорби зноем,
Слезой отрадной прохлаждал…

3.
Так дни текли, сменялись годы,
И, после жизненной невзгоды,
Все язвы страждущей души
Он исцелил, и там, в тиши,
Вдали от всех, пришлец убогий,
Весь мир сует давно забыв,
Все мысли к Богу устремив,
К себе внимательный и строгий,
Он стал спокоен и счастлив…
О нем сперва потолковали,
Когда в обитель он пришёл,
И то, и сё предполагали,
И разнородный говор шёл:
Одни бродягою считали;
Другие думали, что он
Был прислан к ним на покаянье;
Что он священства был лишен,
За незаконное венчанье;
А по иным, он сослан был за то,
Что недруга убил.
Но эти все предположенья,
Догадки, вымыслы, сужденья,
Как и везде, где тайна есть,
Едва ли можно перечесть.
Всю правду трое только знали:
Игумен, схимник, духовник,
Но те, всё ведая, молчали,
А кроме них в его тайник,
Никто из братий не проник.

4.
Игумен, старец прозорливый,
И добродушный, и простой,
И муж вельми благочестивый,
Но непреклонный и крутой,
Коль беспорядки, где он видел –
Тогда бывал он сам не свой;
Он равномерно ненавидел
И ложь, и лесть и их карал,
Где только их не открывал.
Богатый опытом, он верно
Умел оценивать людей
И тех, кто в братстве
Жил примерно,
Считал за искренних друзей.
Василий с самого вступленья
Стяжал его расположенье,
Игумен ведал, кем он был,
Он знал его все побужденья,
Зачем в обитель он вступил,
И, потому вполне ценил
Всю правоту души смиренной.
И средь житейской суеты
На ложный путь не совращенной,
И не пропавшей чистоты…
И он Василия, как сына
От всей души за то любил;
И как отца, не властелина,
И тот игумна нежно чтил.
Союз их душ был обоюдный,
И разрешить довольно трудно,
Который был из них двоих
К другому больше расположен;
Один, как старец, осторожен
Был в изъявлении чувств своих
И потому расположенье
Всегда он тщательно скрывал;
А тот, по чувству уваженья,
Свободы слову не давал,
И чувств своих не выражал;
Но достоверно оба знали,
Что друг у друга в сердце есть,
И объяснений избегали,
Чтоб не сочлась любовь за лесть.
Там, где взаимно уваженье,
И где доверие живет,
Там бесполезно уверенье, -
Весть сердцу – сердце подаёт.

5.
Так дни и годы проходили,
Один уверенный в другом,
Они жизнь мирную делили
И помышляли лишь о том,
Чтоб им в добре усовершиться,
Чтоб древним старцам подражать,
Желанный мир в душе стяжать,
И живее мира отрешиться,
И Богу жизнью угождать.
Довольно часто особливо,
Коль было сыро и дождливо,
Василий с аввою своим
В беседе время провождали,
А чаще чтением святым
И ум и сердце услаждали.
Отец игумен с юных лет
Терпеть не мог пустых бесед
(Как он говаривал нередко),
И потому он не любил,
Коль о мирском кто говорил.
Хотя и верно он и метко
Сам о делах мирских судил.
Но сердце старца не лежало
Ко всем житейским пустякам:
От них духовной пользы мало,
И вред великий языкам.
С чего бы речь не начиналась,
Он всё на старчество сведёт,
Тогда беседа оживлялась,
И говорить не устаёт
Отец игумен…

6.
Раз зимою, перед
Рождественским постом,
Сидел Василий с ним вдвоём…
Вошёл келейник: «Вот-с с Кузьмою
Вам с почты письма привезли,
А казначей не возвращался…
До торга в городе остался…
Покупки в сени мы снесли,
Кадушек нет, а чаш купили,
Благословите их отнесть?»
«Ну, да, снеси… Все перебили,
Уж вовсе не в чем стало есть,
К тебе, Василий, посмотри-ка,
Да, что-то больно уж велико!
Скажите, герб какой! Смотри,
Как ясно вышел из печати…
Вот и моё бери уж кстати,
С него конвертик ты сдери!...»

7.
Василий взял… рука дрожала,
Когда письмо вскрывать он стал:
Он почерк издали узнал,
Когда письмо ещё лежало
Перед игумном… «Что с тобой?
Ты побледнел, ты сам не свой!»
Спросил с участием игумен.
«Твои черты искажены…
Будь твёрд, мой друг, благоразумен…
Что ж, от княгини?... От жены?»
Игумен вымолвил чуть внятно
«Да, от княгини, я узнал»…
Василий еле прошептал.
«Ах, друг ты мой! Ну, да, понятно!»
Игумен с грустью восклицал,
И, взяв письмо, так вслух читал:
«Что я пишу Вам, Вы дивитесь,
Но тяжело ль Вам, князь, иль нет,
Моё письмо прочесть решитесь,
И напишите мне ответ…
С чего начать? Сама не знаю!
Хочу я многое сказать;
Но лишь сажусь я к вам писать,
Я столько, столько вспоминаю!
Что не могу двух слов связать!
Мы оба немолоды стали,
И ненавидеть, и любить
Мы одинаково устали…
А Вы, князь, даже и забыть
Уже успели, может быть,
Всё то, что сердце так любило, -
Былую жизнь и всё, что было…
Вам это можно, но не мне,
Нет, не преступнице-жене!
Я ничего не позабыла!
Я не могла… Я не должна забыть того,
Что я одна была виной
Всех злоключений,
Сердечных Ваших всех мучений,
Своих бесчисленных скорбей
И безотрадность горьких дней!
С тех пор, как Вы и я расстались,
Двенадцать лет уже прошло,
И десять лет мы не видались…
Мне страшно, страшно тяжело!
Вы много, князь, перестрадали
С того несчастливого дня
Для нас обоих, как меня
Вы в доме тётки увидали
И полюбили сироту!
Смотрели Вы на красоту,
Но сердце Вы не разгадали,
Душевной порчи не видали!
Любили Вы свою мечту!
Женясь на мне, Вы всё мне дали,
Всего, что можно в жизни дать;
И точно, большего желать, -
Как я теперь всё вспоминаю, -
Возможно ль было?, Я не знаю.
Но я могла с тех пор понять,
Что я для счастья всё имела,
И оценить судьбы своей,
Я, к сожаленью, не умела.
Не испытав ещё скорбей,
Не зная жизни и людей!
Меня неопытность сгубила,
И я, как глупое дитя,
Не понимая и шутя,
Сосуд прекраснейший разбила!
Я сердца в Вас не оценила,
И по безумью своему
Не знала всей цены ему,
Пока я после не сравнила
И Вас и прочих… но к чему
Теперь послужит это знанье
И слишком позднее сознанье
Моих ошибок, коль уж нет
Теперь возврата…, никто, никто
Мне не поможет! Хотели б Вы,
И Вам едва ль уврачевать мою печаль!
Мои терзания ужасны,
Но бесполезны и напрасны!...
О, Боже! Если б я могла прожить
Хоть год такой, какой мы жили,
Когда друг другом дорожили…
О, верьте, всё бы отдала,
Все, сколько мне ещё судьбою
Присуждено прожить одной,
Быть в тяготу себе самой
И враждовать всегда с собою!
Зачем? На что мне жизнь нужна?
Мне жизнь постыла, жизнь страшна!
Конечно, много Вы страдали,
Но можно ль Вам винить себя,
Что слепо женщину любя,
Вы ей свободы много дали?
Виновны Вы лишь только в том,
Что с Вашим сердцем и умом
Могли так долго заблуждаться
И пред бездушным существом,
Пред глупой куклой поклоняться,
Как перед неким божеством!
Вот в чём виновны Вы!
Но я себя не пощадила
И, как шипящая змея,
Себя, ужалив, умертвила
И мне свобода – казнь моя!
Мне жизнь теперь не в наслажденье
Но бесконечное мученье,
Ах, если б только я могла,
Сейчас в могилу бы легла!
Но я ещё не заслужила,
Чтобы безмолвная могила
Мой труп смердящий приняла!
Любви от Вас я ждать не смею,
Но не могу Вас разлюбить;
Желала Вас я позабыть…
И пред собой теперь краснею,
Что малодушна так была,
Забыть старалась – не могла.
Я много, много согрешила,
Грешна пред Богом, пред тобой,
И пред людьми, и пред собой,
Людей позором соблазнила
Себя навеки им сгубила…
Но верь ты мне, мой бывший друг,
Теперь лишь брат, а не супруг…
Что тяжкий грех я искупаю
Мученьем злейшим адских мук,
И тем, что в сердце ощущаю,
И что безропотно терплю;
Надеюсь, грех свой искуплю;
Господь простит мне, уповаю:
За то, что я тебя люблю!
Должна сознаться, что
Не любила так, никого и никогда,
Ни в те блаженные года,
Когда в тебе я мужа чтила,
Когда была тебе верна…
С тех пор преступная жена!
Я утомилась, я кончаю…
Вопрос последний: я не знаю,
Должна ль я верить или нет,
Как-будто ты, оставя свет,
Вступил в какую-то обитель,
Тому назад почти семь лет,
И с той поры пустыни житель,
Убогим иноком живёшь?
Поймешь ли ты? Да, ты поймёшь!
Всё то, что в сердце ощутила,
Когда весть эту получала!
Ты так любил! Ты понимаешь,
Что неизвестность… поспеши!
Ты сам страдал, ты помнишь,
Знаешь, что ожиданье для души!
О, друг мой, друг мой, напиши!
И не томи меня напрасно, -
Жить в неизвестности – ужасно!
Мои сомненья разреши…
Прошу как брата и как друга,
Пиши, что хочешь, но ответь, -
Теперь могу я всё стерпеть!
Ужели точно нет возврата
И порвана меж нами связь?
И ты, богатый, знатный князь,
Который знатностью гордился,
И блеск и пышность так любил,
Ужель совсем переродился
И так в себе всё победил,
Что, став монахом, всё забыл?!»

8.
Василий вздрогнул и при чтении
Был он сперва в недоумении;
Но скоро всё совсем прошло,
И прояснилося чело;
И всё, что в сердце вдруг мелькнуло,
Как пена брызнула со дна,
Всё приутихло и заснуло,
Исчезло быстро, как волна.
И длилось это лишь мгновенье,
И вспомнил князь без сожаленья
Без всякой злобы, без любви,
Про всё былое сновиденье;
И только лёгкое волненье
Он ощущал в его крови.
Игумен кончил, и ни слова,
Письмо отдавши, не сказал.
Василий взял его и снова
Сам про себя теперь читал.
И взор свой полный состраданья,
К нему игумен обратил
И сам с боязнью ожиданья,
За ним внимательно следил.

9.
Знакомый почерк, сердцу милый,
Чрез столько лет его опять
Пришлось Василью увидать!
Всё тот же он, но прежней силы
Теперь уже он не нашел.
Игумен пристально глядел,
Но ни малейшего смущенья
В Василье он не примечал:
Тот не спеша письмо читал
Без всяких признаков волненья
И что он в сердце ощущал,
Что тайно в нём не совершалось,
Глубокой тайною осталось,
Он не рассказывал того,
И на лице не выражалось,
Не отражалось ничего.

10.
«Ну, что мне скажешь, сын мой милый?»
Игумен с робостью спросил –
Ведь ты ее в душе простил?»
«Простил ли, отче, я забыл!»
И он прибавил: «До могилы
Себя я Богу посвятил, сюда пришел я,
Здесь пребуду, желаю здесь
Всю жизнь провесть.
Тяжелый крест свой буду несть,
И никогда не позабуду,
Того, что я слуга Творца
И претерплю все до конца»

11.
Лицо игумна прояснилось:
Молю Творца, чтоб совершилось
Все по глаголу твоему, -
Он помолчав сказа ему.
Я полагаю, не мешает
Тебе размыслить обо всем,
Зане Господь не воспрещает
Нам попещись и о земном,
Коль для души есть польза в том.
Он грешным всем спастись желает
И в разум истины прийти,
А потому и назначает
Он всем различные пути.
Премудрый бремени безмерно
На нас не станет налагать,
Мы лишь должны нелицемерно,
И непритворно возмогать.
Блюдися ты от искушенья,
Да и не внидеши в напасть,
И отжени вся сожаленья,
Дабы чрез них в печаль не впасть.
Иди к себе, молись усердно!
Как сын исполненный любви,
Отца на помощь призови!
Близ есть Господь, и милосердно
Он внемлет искренним мольбам
Он всех хранит, всех призирает,
Всё неоскудно посылает
Своим возлюбленным сынам…
Но помни ты, что Он приемлет
Моленья наши и нам внемлет,
Когда и мы, как хочет Он,
Блюдем Святой Его закон:
Когда Ему мы подражаем,
Как надлежит Его сынам,
Душей незлобивы бываем,
Всё зло врагам своим прощаем…
Тогда, Отец наш внемлет нам!»

12.
Один, объятый тишиною,
В уютной келье заключен,
Наедине с самим собою
Глубоко в думы погружен,
И с наклонённою главою,
Василий долго размышлял
И жизнь былую вспоминал…
И вдруг воскресло, вновь явилось,
Опять теперь изобразилось
Как будто в зеркале пред им!
Он все припомнил: детства годы,
Когда он был судьбой храним
От всякой скорби и невзгоды;
Отцом и матерью любим,
Он расцветал, цветок прекрасный,
Любимец утренней росы,
И не предвидел полдень ясный,
Что близко лезвие косы,
Которым всё кругом подкосит
Судьбою присланный косец,
Так далеко его отбросит,
Положит счастию конец!
И снова книгу роковую,
Он по листам перебирал,
На жизнь протекшую былую
С отрадой, с грустию взирал…
Всё, что любил он, - всё в могилах
Давным давно он схоронил;
Их позабыть он был не в силах,
Да коль и мог бы, не забыл…
И он по них грустить любил!
Минувших дней воспоминанье –
Какое б ни было оно,
На скорбь и радость нам дано!
И призрак счастья и страданье…
Всё, всё в былом схоронено,
И сердцу дорого оно!

13.
Но все утехи жизни праздной,
Его блестящие тщеты,
И все житейские соблазны
Великосветской суеты,
Ни на единое мгновенье
Не пробудили сожаленья
В душе бесстрастной и простой,
Давно отрекшейся от мира,
Искавшей в Боге свой покой
И отвратившейся кумира.
Княгини он не вспоминал
И сколько мог, он избегал
И самой мысли слишком мрачной,
О всём, что было в жизни брачной;
Он всё забыл… И вот опять,
Как будто пена всё всплывало:
Ему жена его писала
И приходилось отвечать!

14.
Ничто так дух не возвышает,
Не подавляет в нас страстей,
И наших чувств не отрешает,
От всех житейских мелочей,
Как благодатная молитва, -
Дар высший всех земных даров,
И щит и меч – там, где есть битва
С толпой невидимых врагов!
Василий стал пред образами,
Душа была истомлена
И помощь ей была нужна.
Одна молитва со слезами
Могла недуг души смягчить,
И тягость сердца облегчить:
Он стал молиться, повторяя
Молитв заученных слова, -
Но ум далеко был сперва,
Как будто челн в волнах ныряя,
И бурным ветром был носим;
Ум был рассеян и без сил,
Повсюду мыслями блуждая…
Слова язык произносил…
Но тем, кто искренно желает
В общенье с Господом войти,
Господь и Сам уготовляет
К Себе восходы и пути;
Идеже хочет побеждает
Господь чин самый естества,
Плененный дух освобождает,
Решит все узы вещества.

15.
Молитва внешняя сначала
Василья мало облегчала,
Но он упорствовал в борьбе,
Он повторял слова святые, -
И ощутил он вдруг в себе
Избыток сил; струи живые
Из глаз обильно полились;
Они лились, лились ручьями
И мысли к Богу вознеслись
И с благодатными словами
Они в единое слились.
Но вот и слово онемело,
Уста сомкнулись и молчат;
Дух превозмог всю немочь тела
И стал он пламенем объят.
Василий долго так молился
Проникнут верою живой,
Он духом всем горе стремился,
Был в теле житель неземной.
Молитва духа бессловесна:
Ей соответствий в звуках нет,
И слово мертвенно и тесно,
Когда дух пламенем согрет.

16.
Часы текли, летело время…
От мира мыслью отрешён,
И сам в себя весь погружен,
Василий чувствовал, что бремя
В душе накопленных скорбей,
Давивших тяжестью своей,
Как будто легче становилось,
Как будто что с души скатилось,
И ей давно знакомый гнёт
Теснить ее перестает,
И больше, больше убывает…
Так видим мы весною лед,
Когда луч солнца пригревает,
Неуловимо для очей.
Сладка бессонница такая!
Отраден мрак таких ночей,
Когда весь мир позабывая,
Душа блаженствует вполне,
И предвкушает сладость рая
Не на яву и не во сне.

17.
И с обновленною душою,
Василий сел, и при огне
Объят безмолвной тишиною,
Меж тем, как все, везде кругом
Теперь покоилося сном,
И после бденья отдыхал,
Он занялся своим письмом…
Роились мысли, побеждало перо
Покорное уму, на труд
Предложенный ему…
Каких событий и видений,
Надежд утраченных и снов,
Душевных бурь и огорчений,
Василий в несколько часов
Не воскресил, не вспомнил снова,
Опять в душе не ощутил
Пером и мертвой буквой слова
В своем письме не очертил!...
Вот третий лист… Письмо готово!
Пора печатать. Свет огня
Стал примеркать от света дня…
Всего не скажешь… Время ставить
Число и месяц… Надписать,
И поскорей письмо отправить,
Чтоб в город вовремя доставить
И с первой почтою послать…
Письмо Василий вновь читает
С пером в руке и повторяет
Уж, как внимателен ни будь –
Всегда пропустишь что-нибудь!

18.
«Желаю мира Вам, княгиня,
Вот братский, искренний привет.
Да, я – послушник и пустыня,
Куда бежал я от сует,
Пребудет вечною стеною,
Между моим быльем и мною,
Преградой твердой навсегда.
Расчеты кончены меж нами!
Я не враждую, - мне чужда
И месть и злоба и вражда.
Не знаю, быть ли нам врагами,
Но вряд ли быть нам вновь друзьями.
Мы не враги и не друзья…
Чего уж нет, - вернуть нельзя!
Поверьте, милая княгиня
Что совесть инока – святыня,
Ее не должно оскорблять:
Кто раз в обитель удалился,
Тот с Богом сердцем обручился,
И он не вправе отменять,
Своих обетов; Нет той силы,
Чтоб разрешить их;
До могилы обеты должно исполнять!
Я Вас не в чем не обвиняю,
Судить не смею: - Бог Судья,
Ему весь суд предоставляю,
И да простит Он Вам, как я,
Всё от души вполне прощаю…
Скажу Вам больше: я забыл,
Что я поруган Вами был,
И ныне Вас благословляю…
А долго, долго я грустил,
Когда покинут, был я Вами…
И верьте, жгучими слезами
Два года плакал я по Вас,
Вот Вам из прошлого рассказ…
Когда я жил в селе Высоком
С покойной матерью своей,
В тоске, отчаянье глубоком,
В саду бродил я в тьме ночей,
С надеждой тайной, - я не скрою,
Чтоб возвратились Вы ко мне,
Чрез сад, от мельницы тропою,
Я к броду шел, что под горою,
И обратясь к той стороне,
Где Вы тогда с ним вместе жили,
Я вечер каждый всё Вас ждал…
И часто, часто вспоминал
(И Вы, быть может, не забыли),
Как я туда Вас провожал,
Когда невестою Вы были…
Колес ли стук издалека
Ко мне по ветру донесется
Иль полусонная река
Волною зыбкою коснется
Высоких стеблей тростника, -
Во мне душа вся встрепенется,
И дух едва перевожу,
И жду я Вас, все мне сдается!
И Ваше имя я твержу…
Напрасно, тщетно ожиданье:
Нет никого!... Везде молчанье!
Заря погасла; Темнота
Густою мглой все облекает,
Предметов глаз не различает,
Но своенравная мечта
И в тьму ночную проникает
И сердце призраком смущает…
А слух всё звуки стережет…
И вот я слышу, за кустами,
Как будто робкими шагами
Кто пробираяся идет…
Хрустит и хворост под ногами,
И, точно ветви кто-то гнёт…
Иду, бегу я торопливо…
Мне все так ясно, все так живо
Вдруг представляется…
Увы! То был лишь плеск волны игривой,
Под наклоненной старой ивой,
Иль шелест листьев и травы.
Но всё равно, какие звуки,
Откуда шум? … Коль то – не Вы!
Словам не выразить всей муки
И всех надежд души больной,
Что перечувствовано мной.
Так вечер каждый, я два лета,
Бродил с заката до рассвета,
Когда лишь не было дождя,
Сидел в раздумье у ручья,
С надеждой, с ожиданья,
Я проклинал Вас, но любил,
Отраду в муках находил!
Вам, верно, памятно свиданье,
Когда детей я к Вам возил,
Когда малютки со слезами
На шею бросилися к Вам,
И Вас спросили: «Ты, ведь, с нами
Опять домой поедешь к нам!»
Не удалась моя попытка,
И плачь детей не тронул Вас!
Тяжка была мне эта пытка;
Моя надежда не сбылась.
Вы возвратиться не решились…
Рыдали дети, плакал я;
Господь, да будет Вам судья!
Год не прошел, мы их лишились…
Мне в жизни нет уже утрат:
Всё отняла уже могила!
Старушка мать моя грустила,
Лишившись милых ей внучат,
И вскоре также опочила
И с ней я в землю положил
Всё, чем я в мире дорожил!
Её могила заключила
Могил старинных длинный ряд,
В той усыпальнице с гербами,
Где под чугунными плитами,
Мои прапраотцы лежат…
Желал и я лечь вместе с ними, -
Меня не приняла земля.
И с той поры, между живыми,
Живой мертвец, скитался я!
Томимый жизнию я не жил;
Мне было не с кем жизнь делить,
Мне было некого любить.
И я голубил, и я нежил
Воспоминанья о былом,
В них было всё, чем сердце жило,
Чем утешалось, дорожило,
И что судьба своим серпом,
Одним размахом подкосила
Былое – милого могила!
Мне оставалась лишь мечта
О том, чего уже не стало,
Что преждевременно пропало…
Меня страшила пустота…
Мечта для сердца не отрада,
Когда в нем скорбь и муки ада.
Ах, тяжек сердца гнёт в груди,
Когда живешь без всякой цели,
Без ожиданий впереди!
Мне свет и люди надоели,
От них участья я не ждал;
Им нужны блеск и шум веселий,
А я томился и страдал
Они глумились над страдальцем…
И я один в толпе блуждал
И меж друзьями был скитальцем.
К чему в миру мне было жить?
Чтобы посмешищем служить?
Томить себя, не наслаждаясь,
Одних страшить иль забавлять,
Другим веселье отправлять.
Быть чуждым всем, всего чуждаясь?!
Я положил в уме своём
Идти совсем иным путём,
И сердца скорбь, тоску и муку
Надежным средством врачевать
И стал именье раздавать…
Сестры моей меньшому внуку
(Я крестным был его отцом),
Я подарил село и дом
(Мы двести лет владели ими),
Деревни продал, разделил
Свои деньжонки меж родными;
Кой что друзьям пораздарил,
Свободу дал всем бывшим слугам,
И наградил их по заслугам;
Себе оставил так… пустяк,
На черный день, как говорится,
Полушка всякая годится,
И стал, как есть, совсем бедняк.
Я разорвал все с миром узы,
И сам себе в толпе большой,
Я стал спокойнее душой.
Я из столицы удалился
В одежде грубой и простой,
С одной котомкой да с клюкой,
Как странник с миром распростился
И, сам забытый, все забыв,
Насколько можно стал счастлив.
О том, как Вы доныне жили,
Вас не расспрашиваю я,
В том Ваша совесть – Вам судья,
И что о будущем решили;
Хотите ль век свой доживать
В чаду с ватагой маскарадной,
И бесполезно убивать
Остаток жизни безотрадной, -
Зависит всё вполне от Вас,
Я в это дело не вступаюсь…
И, может быть, в последний раз
Сегодня с Вами я прощаюсь…
Молю Творца, храни Он Вас!
Он вся премудро устрояет,
Вся подает на пользу нам,
Зане Един вся презирает…
К Себе всех грешных призывает,
Дает покой больным сердцам…
О, мир Вам… Мир Вам…
Здесь и там!»

Добавлено: Сб Сен 13, 2008 11:52 pm

Дхарма Махант
Очень понравилось, особенно это: Very Happy

Молитва внешняя сначала
Василья мало облегчала,
Но он упорствовал в борьбе,
Он повторял слова святые, -
И ощутил он вдруг в себе
Избыток сил; струи живые
Из глаз обильно полились;
Они лились, лились ручьями
И мысли к Богу вознеслись
И с благодатными словами
Они в единое слились.
Но вот и слово онемело,
Уста сомкнулись и молчат;
Дух превозмог всю немочь тела
И стал он пламенем объят.
Василий долго так молился
Проникнут верою живой,
Он духом всем горе стремился,
Был в теле житель неземной.
Молитва духа бессловесна:
Ей соответствий в звуках нет,
И слово мертвенно и тесно,
Когда дух пламенем согрет.