Лев Толстой признан экстремистом.

Добавлено: Сб Авг 21, 2010 7:36 pm

В конце января 2010 года стало известно, что решением суда в Ростовской области от 11 сентября 2009 года писатель Толстой Лев Николаевич был признан экстремистом в ходе одного антиэкстремистского процесса в Таганроге.

В интернете выложено заключение экспертизы, которая засвидетельствовала об экстремистский характер мировоззрения Льва Толстого, возбуждавшего религиозную вражду и/или ненависть по признакам статьи 282 УК РФ, в частности в следующем высказывании:

«Я убедился, что учение [русской православной] церкви есть теоретически коварная и вредная ложь, практически же собрание самых грубых суеверий и колдовства, скрывающее совершенно весь смысл христианского учения».

Суд постановил, что данное высказывание Льва Толстого формирует негативное отношение к русской православной церкви (РПЦ),

Между тем буквально на днях Лев Толстой был признан в России по суду экстремистом уже в третий раз. 18 марта 2010 года в Кировском суде г. Екатеринбурга на одном из многочисленных антиэкстремистских процессов, которые сейчас происходят по всей России, эксперт по экстремизму Павел Суслонов веско засвидетельствовал:

«В листовках Льва Толстого «Предисловие к «Солдатской памятке» и «Офицерской памятке», направленных к солдатам, фельдфебелям и офицерскому составу, содержатся прямые призывы к разжиганию межрелигиозной розни, направленные против православной церкви».

На поиcковике яндекса... "лев толстой признан экстремистом"

Добавлено: Вс Авг 22, 2010 3:37 pm

При таком обороте дела даже не про Пелевина подумалось, а о школьных программах двадцатилетней давности, когда Л. Толстого и прочих классиков заставляли не то, что просто читать, но даже отрывки наизусть заучивать. Помните: "Старый дуб, весь преображённый, ..." Wink

И вот теперь эти двоечники советских общеобразовательных школ, не только повырастали, но и "в люди выбились". Надо же отыграться за все проколы в старых дневниках, пусть даже и на давно умершем литературном классике. Устроить над ним так сказать публичные судебные разбирательства, пусть даже и спустя почти век после его смерти.

"Мы, мол, живём в православной стране" - красивый тезис, ага. А лет через двадцать, те кого сейчас будут муштрить на классике кураевского ОПК, с удовольствием объявят его самого (ака А. Кураева) не только экстремистом, но каким-нибудь международным преступником. Дайте тому лишь срок.

Добавлено: Сб Сен 18, 2010 7:22 pm

ухаха! Так его, так! За дуб по полной!

Добавлено: Чт Дек 02, 2010 5:19 pm

Валерий Емельянов. Размышления в дни грустного толстовского юбилея.

День 100-летия ухода Льва Николаевича Толстого, 20 ноября 2010 года, в Москве выдался туманно-серым. Шел дождь, но не злой, а мелкий, печальный и задумчивый. Казалось, природа в этот день не столько печалится, сколько размышляет и наводит на размышления людей.

За прошедшие сто лет у нас возникло устойчивое ощущение того, что мы прекрасно знаем Толстого. Но так ли это? Конечно, он общепризнан как писатель-"классик", прочно сидящий в школьной программе. Более того, для поколения, чья молодость пришлась на 1960-70-е годы, Толстой стал даже в некотором роде "модным писателем", особенно после удачных экранизаций его главных произведений - "Война и мир" и "Анна Каренина". Прочесть эти романы и порассуждать о них для людей того времени было, что называется comme il faut, причем не только для камерного круга гуманитарных интеллектуалов, но и для просто сносно образованных советских служащих.

Правда, несмотря на всю известность писателя, почему-то никогда не покидало (и не покидает сегодня) ощущение некоей половинчатости и недосказанности. В советское время Толстого рисовали грубыми штрихами типа: "Да, великий писатель, реалист, но, вот, не понял руководящей роли пролетариата, да к тому же еще во второй половине жизни занялся морализаторством и богоискательством". Думается, не напиши в свое время Ленин статей о Толстом, в которых он со всей возможной для вождя пролетариата положительной тональностью отзывается о графе-писателе, не видать нам Льва Николаевича ни в школьных программах, ни в культуре советской эпохи.

Сейчас вроде бы и времена другие, и акцент сильный делается на религиозно-философский аспект толстовского творчества, ранее задвинутый в тень, но все же: "…отверг церковь", "не понял душеспасающее значение православия" и т.п. Создается впечатление, что подобные тезисы, как советского, так и постсоветского происхождения, - явления одной природы и одного порядка.

Поэтому, может, пришла пора более или менее мыслящим людям России сказать, прежде всего, самим себе: хватит! Хватит рвать личность Толстого, разрезая ее на "писателя" и "религиозного мыслителя", и разводить размышлизмы о том, что великий писатель оказался слабым религиозным философом, что проповедник убил в нем художника.

Толстой - не писатель и не проповедник. Он личность того масштаба, который делает историю, тянет ее, даже если эта самая история ползет, как старая телега. И поэтому писателя-Толстого нельзя противопоставлять Толстому - религиозному (или, точнее, духовному) мыслителю. Его литературное творчество - необходимый этап на пути эволюции, личной и творческой, приведшей писателя в конечном итоге и вполне к размышлениям о Главном, Изначальном и Вечном.

Толстовская проза, особенно для современного молодого читателя, может показаться затянутой и нединамичной. Что ж, Лев Николаевич - не беллетрист на потребу публики, а русский писатель, поставивший перед собой мега-задачу. Его литературное творчество, с одной стороны, - это масштабная панорама жизни человека, семьи, общества и страны, а с другой - попытка проникновения внутрь, в глубины не только человеческой души, но и в суть, первопричину того, что происходит в этом мире людей.

Идя по жизни таким путем, писатель не мог однажды не прибыть на станцию с коротким названием "Бог" самым естественным образом.

Но тогда почему же он не принял Бога, скажет "православно мыслящий" человек? Да, Толстой активно не принял "церковного Бога" и где-то даже воинственно Его отверг. Если мы прочтем синодальное определение об отлучении писателя от Церкви, то увидим, что оно выдержано в довольно мягких тонах и с сожалением констатирует, что крещеный в православии граф Толстой поставил себя вне Церкви. В иной тональности выдержан ответ - писатель объясняет свой разрыв с Церковью в контексте довольно резких выпадов не только против ее богослужебной практики, но и против основополагающих догматов, составляющих сердцевину учения Церкви.

Пошел ли Толстой на беспрецедентный и радикальный шаг? Для своего времени - да. Формальный и открытый разрыв с Церковью и при этом заявление о сохранении веры в Бога и следовании учению Христа для человека такого масштаба… Такое впервые произошло в писанной русской истории. Было ли это чем-то новым в контексте истории религии? Ответ – нет. Но, как известно, Лев Николаевич - это наше "зеркало" (в этом товарищ Ленин совершенно прав, если отбросить слова о "русской революции"). Зеркало очень панорамное, показывающее не только внешние явления, но и внутренние процессы. И в этом зеркале на рубеже XIX-XX веков мы увидим оказенивание официальной религии и Церкви России (сейчас бы это назвали политизацией или идеологизацией), подмену подлинной молитвенной практики на основе евангельских принципов отдающим суеверием и магизмом ритуальностью, далекий от христианского духа образ жизни и действия служителей Церкви. Все это уже не раз было в истории мирового христианства (и российского тоже), порождая так называемые ереси, которые, если на вещи посмотреть "ширше", представляют собой не что иное, как попытки очищения религий, возвращения к основам, заложенным первооснователем, изначальному смыслу вероучения. "Еретики" прежних времен видели такое очищении в упрощении Церкви и ее служения. В XIX веке в России в лице графа Толстого в качестве способа очищения религии было предложено обращение к сугубо личной связи с Богом и к духовному и религиозному опыту за пределами русской национальной духовной традиции, именуемой православием, вкупе с честным и четко сформулированным бескомпромиссным антиклерикализмом. Можно, кстати, вспомнить, что многие люди в России, известные или не очень, будучи гедонистами по жизни, материалистами или нигилистами по своим взглядам, формально и тем более публично не порывали с Церковью. Вождь пролетариата, кстати, всем нам известный, в церкви венчался с Надеждой Константиновной.

И, наконец, писатель был первым в истории русской мысли, кто прямо и четко сформулировал идею эволюции религий и вероучений в противовес бытовавшему до него (да и сейчас в мире преобладающему) отношению к религии (а точнее, к созданной людьми специфической религиозной культуре) как к чему-то незыблемому и навсегда святому. Несмотря на то, что языку Толстого свойственны достаточно пространные рассуждения, очень четко и одновременно емко подана основополагающая мысль в его работе 1901 года под названием "Что такое религия и в чем сущность ее?"

"Всегда во всех человеческих обществах в известные периоды их жизни наступало время, когда религия сначала отклонялась от своего основного значения, потом все более и более отклоняясь теряла (курсив наш - В.Е) свое основное значение и, наконец, замирала в раз установленных формах, и тогда действие ее на жизнь людей становилось все меньше и меньше.

В такие периоды образованное меньшинство, не веря в существующее религиозное учение делает только вид, что верит в него, находя это нужным для удержания народных масс в установленном строе жизни, народные же массы, хотя и держатся по инерции раз установленных форм религии, в жизни своей не руководствуются уже требованиями религии, а только народными обычаями и государственными законами…"

Но возникает справедливый, наверное, вопрос: а какую духовную альтернативу предлагает себе и людям Толстой, помимо справедливой и праведной критики превращения чистого потока веры в Бога в мутный ручей политического клерикализма? Не правы ли те, кто говорит, что, сведя в своем учении суть религии и веры лишь к системе морально-этических норм и сделав Бога лишь неким источником этих норм и высшим мерилом праведности, мыслитель, не признавая главного – трансцендентности, надмирности и мистической сути , составляющей основное содержание любой религии, по сути становится на антирелигиозные позиции?

И это будет верное утверждение. Верное, но отнюдь не однозначное. Толстой писал, что отвергнув официальную религию, он не отверг Христа и Бога. Но в чем его вера? Это вера во всеобщую моральную норму, обозначаемую как Бог, или во что-то иное, более глубинное и мистическое? С одной стороны, за первое говорит то, что Толстой в своих поисках обращается к таким религиям, как ислам (помните, "прошу считать меня добрым магометанином"?), или к вере бахаи ("хорошая правильная вера" – так оценивал ее писатель). Свой взор он устремляет и дальше, на восток, к духовному наследию Индии, Китая. И для всех религий, к которым обращается Толстой в поисках альтернативы православию, характерны два признака - подчеркнутая "этичность", когда религиозная система представляет собой подробно зарегламентированный кодекс поведения личности, а с другой стороны, это религии подчеркнуто целостного Единобожия, и культурно духовное разнообразие человечества в них понимается (и принимается) как частые проявления одной универсальной истины.

Толстой подчеркивает свою веру не только в полемике с церковниками, но также и в своем неприятии набирающих в те годы силу материализма и позитивизма…. "Верю я в следующее, – пишет Толстой в ответе Синоду. - Верю в бога, которого понимаю как дух, как любовь, как начало всего. Верю в то, что воля бога понятнее всего выражена в учении человека Иисуса Христа, которого понимать богом и которому молиться считаю величайшим кощунством. Верю в то, что истинное благо человека – в исполнении воли бога, воля же его в том, чтобы люди любили друг друга". Строки эти говорят о кредо Толстого как типичного "авраамического" или "этического" монотеиста, унитарианина, уже в новое время воплотившего в себе существовавшую с первых веков христианства антитринитарную традицию, всегда бывшую духовным обоснованием христианского антиклерикализма. Вот только пишет Толстой слово "бог" cо строчной буквы. Может быть, потому, что "этический" Бог Толстого – нечто меньшее и менее важное, чем Творец и Абсолют?

Получается, что "матерый человечище" всей своей мощью художника и мыслителя, своей духовное проницательностью так и не увидел в Боге религии, чего-то большего, чем совокупность хороших и правильных норм морали и этики. И получается, что масштабная личность Льва Николаевича только подтверждает известную обывательскую мысль советских времен о том, что Тора, Евангелие, Коран, Моральный кодекс строителя коммунизма, а также Кодекс уголовный, по сути, говорят одно и то же.

Если строго следовать биографии и текстам Толстого, так оно и выходит. Но в то же время при пристальном прочтении этих же самых текстов можно заметить, что писатель находится в дальнейшем глубоком поиске и осмыслении Божественной истины. Бог - это дух, от которого мы все произошли, к нему вернемся, считает Толстой. А лейтмотивом многих последних произведений писателя, как известно, является тема смерти. Многие видят в этом патологический страх смерти, преследовавший Толстого значительную часть его жизни, что нашло отражение в его творчестве. Но, на наш взгляд, это все-таки не страх, а поиск ответа на вопрос о том, что там, за последней чертой. Ответа хотя бы частичного, такого, что может вместить наш несовершенный земной разум.

Вновь обратимся к первоисточнику. В VII главе Толстой полемизирует с известным определением апостола Павла о вере, определяемой им как "осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом".

"Вера не может быть осуществлением ожидаемого, так как вера есть душевное состояние, а осуществление ожидаемого есть внешнее событие, вера не есть также уверенность в невидимом, так как уверенность эта… основывается на доверии к свидетельству истины, доверие же и вера суть понятия различные…Вера есть сознание человеком такого своего положения в мире, которое обязывает его к известноым поступком". Осознание человеком своего места в этом бесконечном мире - так можно охарактеризовать наиболее емко понимание религии и веры Толстым.

Это уже шаг от просто "этики", на ступеньку трансцендентного, мистики. И представляется, постоянно ищущая натура Толстого сделала этот шаг уходом из Ясной Поляны. Жить с Вышним, отречься окончательно от того, что продолжало связывать Толстого с земным и низменным. Куда лежал его путь в хмурые дни осени 1910 года - мы можем только догадываться, и всякая догадка будет по своему обоснованна. Его путь мог лежать в Оптину, что не обязательно означало примирение с Церковью, потому как значение обители в те времена выходило за рамки узкой церковности. Он мог отправиться и в Константинополь, где можно свободно почувствовать себя "добрым магометанином". Но осенним днем 20 ноября вечный Искатель обрел вечность, а значит, и полноту Истины, и нам остается только сожалеть, что этим духовным опытом гений Толстого уже не сможет поделиться с жившим человечеством.

Впрочем, нет. Личность такого масштаба, как Толстой, и в вечности живет с нами. И сегодня тоже, учитывая то обстоятельство, что история - это бесконечная спираль, которая повторяет свой виток всякий раз на более высоком уровне. В сегодняшней нашей жизни есть очень многое из того, что столетие назад направило графа Толстого на путь драматичных духовных исканий и перемен. Официальная русская Церковь и сегодня - это все тот же театр обрядово-догматического абсурда, мало связанного с духом Евангелия Христова и заповеданным им учением. Вот только пытаются объяснить и обосновать этот абсурд людям несколько по-иному, в духе того, что Церковь православная суть хранительница народного русского духа, культуры и средоточие патриотизма. Правда, это делает православие по версии РПЦ все менее похожим на религию и все больше - на государственно-политическую идеологию тоталитарного склада. Все складывается, если угодно, по "теории Толстого". Вот только не совсем соглашусь с тем, что люди, представляющие такое, с позволения сказать православие, сами в него не веруют. Веруют, ибо почему же не верить в то, обеспечивает весьма комфортную жизнь в плане бытовом и интеллектуальном?

Несхожесть нашего времени с тем, что происходило на рубеже позапрошлого и прошлого веков, тоже стимулирует обращение к Толстому. Во-первых, сегодня мы понимаем, что казавшаяся тогда антитезой религии материалистическая и "позитивистская" наука на самом деле по-своему дополняет духовную картину мира и вовсе не отвергает однозначно Бога и религию. Во-вторых, обращение за пределы национальной религиозной традиции, что впервые в русской интеллектуальной истории сделал именно граф Толстой, сегодня может стать (или уже является) частью духовного пути многих ищущих людей. Ведь в нынешнем обществе нет никаких преград для взаимопроникновения культур и религий, в отличие от того, что было еще несколько десятилетий назад. Один клик компьютерной "мыши" - и человек оказывается погруженным совершенно в иную для него духовную атмосферу. И сегодня особенно остро понимаешь, что даже Великая Китайская стена всего лишь 8-12 метров высотой.

Думается, что личность Толстого - это один из значимых стимулов для продвижения в современных умах идеи, которую можно обозначить как "авраамический" или "этический" монотеизм (если уж очень коряво звучит, тогда назовем это просто "монотеизм" без всяких определений, чистая вера в Единого Бога, не отягощенная "присадками", созданными человеком в виде исторических религиозных традиций). Вера, являющаяся фундаментом взглядов человека на историю и окружающий мир. Такой монотеизм вовсе не является некоей суперрелигией-новоделом, это, скорее, особый взгляд на положение вещей, не обязательно требующий отказа от собственнойтрадиции. Это, прежде всего, четкое понимание первичности Бога как Единого Творящего Первоначала по отношению к сугубой вторичности того, что можно назвать историческими религиозными традициями или системами. Такого рода монотеизм имеет и универсалистский аспект, если признать, что все мировые религиозные традиции суть частные проявления единого для человечества Божественного плана спасения и морального наставничества. И это не измышления одного автора, а, как показывают наблюдения, преобладающая тенденция в ходе мыслей современного верующего и думающего человека. И личность Толстого в наше время остается для таких людей одной из главных нравственных опор.

Валерий Емельянов, ИАЦ "Время и мир"

Добавлено: Пт Дек 03, 2010 3:09 am

Творение Йамахи на главной странице сайта Пелевина. )))

Добавлено: Вс Дек 19, 2010 1:05 pm

Интересная литературная телега Весы

Максим Горький - О русском крестьянстве

Люди, которых я привык уважать, спрашивают: что я думаю о России?
Мне очень тяжело все, что я думаю о моей стране, точнee говоря, о русском народe, о крестьянстве, большинстве его. Для меня было бы легче не отвечать на вопрос, но - я слишком много пережил и знаю для того, чтоб иметь право на молчание. Однако прошу понять, что я никого не осуждаю, не оправдываю, - я просто рассказываю, в какие формы сложилась масса моих впечатлений. Мнение не есть осуждениe, и если мои мнения окажутся ошибочными, - это меня не огорчит.
В сущности своей всякий народ - стихия анархическая; народ хочет как можно больше есть и возможно меньше работать, хочет иметь все права и не иметь никаких обязанностей. Атмосфера бесправия, в которой издревле привык жить народ, убеждает его в законности бесправия, в зоологической естественности анархизма. Это особенно плотно приложимо к массе русского крестьянства, испытавшего болee грубый и длительный гнет рабства, чем другие народы Европы. Русский крестьянин сотни лет мечтает о каком-то государстве без права влияния на волю личности, на свободу ее действий, - о государстве без власти над человеком. В несбыточной надежде достичь равенства всех при неограниченной свободe каждого народ русский пытался организовать такое государство в форме казачества, Запорожской Сечи.
Еще до сего дня в темной душе русского сектанта не умерло представление о каком-то сказочном "Опоньском царстве", оно существует гдe-то "на краю земли", и в нем люди живут безмятежно, не зная "антихристовой суеты", города, мучительно истязуемого судорогами творчества культуры. В русском крестьянине как бы еще не изжит инстинкт кочевника, он смотрит на труд пахаря как на проклятие Божье и болеет "охотой к перемене мест". У него почти отсутствует - во всяком случае, очень слабо развито - боевое желание укрепиться на избранной точкe и влиять на окружающую среду в своих интересах, если же он решается на это - его ждет тяжелая и бесплодная борьба. Тех, кто пытается внести в жизнь деревни нечто от себя, новое - деревня встречает недоверием, враждой и быстро выжимает или выбрасывает из своей среды. Но чаще случается так, что новаторы, столкнувшись с неодолимым консерватизмом деревни, сами уходят из нее. Идти есть куда - всюду развернулась пустынная плоскость и соблазнительно манит вдаль.
Талантливый русский историк Костомаров говорит: "Оппозиция против государства существовала в народе, но, по причине слишком большого географического пространства, она выражалась бегством, удалением от тягостей, которые налагало государство на народ, а не деятельным противодействием, не борьбой". Со времени, к которому относится сказанное, население русской равнины увеличилось, "географическое пространство" сузилось, но - психология осталась и выражается в курьезном совете-пословице: "От дела - не бегай, а дела - не делай".
Человек Запада еще в раннем детстве, только что встав на задние лапы, видит всюду вокруг себя монументальные результаты труда его предков. От каналов Голландии до туннелей Итальянской Ривьеры и виноградников Везувия, от великой работы Англии и до мощных Силезских фабрик - вся земля Европы тесно покрыта грандиозными воплощениями организованной воли людей, - воли, которая поставила себе гордую цель: подчинить стихийные силы природы разумным интересам человека. Земля - в руках человека, и человек действительно владыка ее. Это впечатление всасывается ребенком Запада и воспитывает в нем сознание ценности человека, уважение к его труду и чувство своей личной значительности как наследника чудес, труда и творчества предков.
Такие мысли, такие чувства и оценки не могут возникнуть в душе русского крестьянина. Безграничная плоскость, на которой тесно сгрудились деревянные, крытые соломой деревни, имеет ядовитое свойство опустошать человека, высасывать его желания. Выйдет крестьянин за пределы деревни, посмотрит в пустоту вокруг него, и через некоторое время чувствует, что эта пустота влилась в душу ему. Нигде вокруг не видно прочных следов труда и творчества. Усадьбы помещиков? Но их мало, и в них живут враги. Города? Но они - далеко и не многим культурно значительнее деревни. Вокруг - бескрайняя равнина, а в центре ее - ничтожный, маленький человечек, брошенный на эту скучную землю для каторжного труда. И человек насыщается чувством безразличия, убивающим способность думать, помнить пережитое, вырабатывать из опыта своего идеи! Историк русской культуры, характеризуя крестьянство, сказал о нем: "Множество суеверий и никаких идей".
Это печальное суждение подтверждается всем русским фольклором.
Спора нет - прекрасно летом "живое злато пышных нив", но осенью пред пахарем снова ободранная голая земля и снова она требует каторжного труда. Потом наступает суровая, шестимесячная зима, земля одета ослепительно белым саваном, сердито и грозно воют вьюги, и человек задыхается от безделья и тоски в тесной, грязной избе. Из всего, что он делает, на земле остается только солома и крытая соломой изба - ее три раза в жизни каждого поколения истребляют пожары.
Технически примитивный труд деревни неимоверно тяжел, крестьянство называет его "страда" от глагола "страдать". Тяжесть труда, в связи с ничтожеством его результатов, углубляет в крестьянине инстинкт собственности, делая его почти не поддающимся влиянию учений, которые объясняют все грехи людей силой именно этого инстинкта.
Труд горожанина разнообразен, прочен и долговечен. Из бесформенных глыб мертвой руды он создает машины и аппараты изумительной сложности, одухотворенные его разумом, живые. Он уже подчинил своим высоким целям силы природы, и они служат ему, как джинны восточных сказок царю Соломону. Он создал вокруг себя атмосферу разума - "вторую природу", он всюду видит свою энергию воплощенной в разнообразии механизмов, вещей, в тысячах книг, картин, и всюду запечатлены величавые муки его духа, его мечты и надежды, любовь и ненависть, его сомнения и верования, его трепетная душа, в которой неугасимо говорит жажда новых форм, идей, деяний и мучительное стремление вскрыть тайны природы, найти смысл бытия.
Будучи порабощен властью государства, он остается внутренне свободен, - именно силой этой свободы духа он разрушает изжитые формы жизни и создает новые. Человек деяния, он создал для себя жизнь мучительно напряженную, порочную, но - прекрасную своей полнотой. Он возбудитель всех социальных болезней, извращений плоти и духа, творец лжи и социального лицемерия, но - это он создал микроскоп самокритики, который позволяет ему со страшной ясностью видеть все свои пороки и преступления, все вольные и невольные ошибки свои, малейшие движения своего всегда и навеки неудовлетворенного духа.
Великий грешник перед ближним и, может быть, еще больший перед самим собою, он - великомученик своих стремлений, которые, искажая, разрушая его, родят все новые и новые муки и радости бытия. Дух его, как проклятый Агасфер, идет в безграничье будущего, куда-то к сердцу космоса или в холодную пустоту вселенной, которую он - может быть - заполнит эманацией своей психофизической энергии, создав - со временем - нечто не доступное представлениям разума сегодня.
Инстинкту важны только утилитарные результаты развития культуры духа, только то, что увеличивает внешнее, материальное благополучие жизни, хотя бы это была явная и унизительная ложь.
Для интеллекта процесс творчества важен сам по себе; интеллект глуп, как солнце, он работает бескорыстно.
Был в России некто Иван Болотников, человек оригинальной судьбы: ребенком он попал в плен к татарам во время одного из их набегов на окраинные города Московского царства, юношей был продан в рабство туркам, - работал на турецких галерах, его выкупили из рабства венецианцы, и, прожив некоторое время в аристократической Республике Дожей, он возвратился в Россию.
Это было в 1606 году; московские бояре только что затравили талантливого царя Бориса Годунова и убили умного смельчака, загадочного юношу, который, приняв имя Дмитрия, сына Ивана Грозного, занял Московский престол и, пытаясь перебороть азиатские нравы московитян, говорил в лицо им:
"Вы считаете себя самым праведным народом в Мире, а вы - развратны, злобны, мало любите ближнего и не расположены делать добро".
Его убили, был выбран в цари хитрый, двоедушный Шуйский, князь Василий, явился второй самозванец, тоже выдававший себя за сына Грозного, и вот в России началась кровавая трагедия политического распада, известная в истории под именем Смуты. Иван Болотников пристал ко второму самозванцу, получил от него право команды небольшим отрядом сторонников самозванца и пошел с ними на Москву, проповедуя холопам и крестьянам:
"Бейте бояр, берите их жен и все достояние их. Бейте торговых и богатых людей, делите между собой их имущество".
Эта соблазнительная программа примитивного коммунизма привлекла к Болотникову десятки тысяч холопов, крестьян и бродяг, они неоднократно били войска царя Василия, вооруженные и организованные лучше их; они осадили Москву и с великим трудом были отброшены от нее войском бояр и торговых людей. В конце концов этот первый мощный бунт крестьян был залит потоками крови, Болотникова взяли в плен, выкололи ему глаза и утопили его.
Имя Болотникова не сохранилось в памяти крестьянства, его жизнь и деятельность не оставила по себе ни песен, ни легенд. И вообще в устном творчестве русского крестьянства нет ни слова о десятилетней эпохе - 1602-1603 гг. - кровавой смуты, о которой историк говорит как о "школе своевольства, безначалия, политического неразумия, двоедушия, обмана, легкомыслия и мелкого эгоизма, не способного оценить общих нужд". Но все это не оставило никаких следов ни в быте, ни в памяти русского крестьянства.
В легендах Италии сохранилась память о фра Дольчино, чехи помнят Яна Жижку, так же как крестьяне Германии Томаса Мюнцера, Флориана Гейера, а французы - героев и мучеников Жакерии и англичане имя Уота Тейлора, - обо всех этих людях в народе остались песни, легенды, рассказы. Русское крестьянство не знает своих героев, вождей, фанатиков любви, справедливости, мести.
Через 50 лет после Болотникова донской казак Степан Разин поднял крестьянство почти всего Поволжья и двинулся с ним на Москву, возбужденный той же идеей политического и экономического равенства. Почти три года его шайки грабили и резали бояр и купцов, он выдерживал правильные сражения с войсками царя Алексея Романова, его бунт грозил поднять всю деревенскую Русь. Его разбили, потом четвертовали. В народной памяти о нем осталось две-три песни, но чисто народное происхождение их сомнительно, смысл же был не понятен крестьянству уже в начале XIX века.
Не менее мощным и широким по размаху был бунт, поднятый при Екатерине Великой уральским казаком Пугачевым, - "эта последняя попытка борьбы казачества с режимом государства", как определил этот бунт историк С. Ф. Платонов. О Пугачеве тоже не осталось ярких воспоминаний в крестьянстве, как и о всех других, менее значительных, политических достижениях русского народа.
О них можно сказать буквально то же, что сказано историком о грозной эпохе Смуты:
"Все эти восстания ничего не изменили, ничего не внесли нового в механизм государства, в строй понятий, в нравы и стремления..."
К этому суждению уместно прибавить вывод одного иностранца, внимательно наблюдавшего русский народ. "У этого народа нет исторической памяти. Он не знает свое прошлое и даже как будто не хочет знать его". Великий князь Сергей Романов рассказал мне, что в 1913 году, когда праздновалось трехсотлетие династии Романовых и царь Николай был в Костроме, - Николай Михайлович - тоже великий князь, талантливый автор целого ряда солидных исторических трудов, - сказал царю, указывая на многотысячную толпу крестьян:
"А ведь они совершенно такие же, какими были в XVII веке, выбирая на царство Михаила, такие же; это - плохо, как ты думаешь?"
Царь промолчал. Говорят, он всегда молчал в ответ на серьезные вопросы. Это - своего рода мудрость, если не является хитростью или - не вызвано страхом.
Жестокость - вот что всю жизнь изумляло и мучило меня. В чем, где корни человеческой жестокости? Я много думал над этим и - ничего не понял, не понимаю.
Давно когда-то я прочитал книгу под зловещим заглавием: "Прогресс как эволюция жестокости".
Автор, искусно подобрав факты, доказывал, что с развитием прогресса люди все более сладострастно мучают друг друга и физически, и духовно. Я читал эту книгу с гневом, не верил ей и скоро забыл ее парадоксы.
Но теперь, после ужасающего безумия европейской войны и кровавых событий революции, - теперь эти едкие парадоксы все чаще вспоминаются мне. Но - я должен заметить, что в русской жестокости эволюции, кажется, нет, формы ее как будто не изменяются.
Летописец начала XVII века рассказывает, что в его время так мучили: "насыпали в рот пороху и зажигали его, а иным набивали порох снизу, женщинам прорезывали груди и, продев в раны веревки, вешали на этих веревках".
В 18-м и 19-м годах то же самое делали на Дону и на Урале: вставив человеку - снизу - динамитный патрон, взрывали его.
Я думаю, что русскому народу исключительно - так же исключительно, как англичанину чувство юмора - свойственно чувство особенной жестокости, хладнокровной и как бы испытывающей пределы человеческого терпения к боли, как бы изучающей цепкость, стойкость жизни.
В русской жестокости чувствуется дьявольская изощренность, в ней есть нечто тонкое, изысканное. Это свойство едва ли можно объяснить словами "психоз", "садизм", словами, которые, в сущности, и вообще ничего не объясняют. Наследие алкоголизма? Не думаю, чтоб русский народ был отравлен ядом алкоголя более других народов Европы, хотя допустимо, что при плохом питании русского крестьянства яд алкоголя действует на психику сильнее в России, чем в других странах, где питание народа обильнее и разнообразнее.
Можно допустить, что на развитие затейливой жестокости влияло чтение житий святых великомучеников, - любимое чтение грамотеев в глухих деревнях.
Если б факты жестокости являлись выражением извращенной психологии единиц - о них можно было не говорить, в этом случае они материал психиатра, а не бытописателя. Но я имею в виду только коллективные забавы муками человека.
В Сибири крестьяне, выкопав ямы, опускали туда - вниз головой - пленных красноармейцев, оставляя ноги их - до колен - на поверхности земли; потом они постепенно засыпали яму землею, следя по судорогам ног, кто из мучимых окажется выносливее, живучее, кто задохнется позднее других.
Забайкальские казаки учили рубке молодежь свою на пленных.
В Тамбовской губернии коммунистов пригвождали железнодорожными костылями в левую руку и в левую ногу к деревьям на высоте метра над землею и наблюдали, как эти - нарочито неправильно распятые люди - мучаются.
Вскрыв пленному живот, вынимали тонкую кишку и, прибив ее гвоздем к дереву или столбу телеграфа, гоняли человека ударами вокруг дерева, глядя, как из раны выматывается кишка. Раздев пленного офицера донага, сдирали с плеч его куски кожи, в форме погон, а на место звездочек вбивали гвозди; сдирали кожу по линиям портупей и лампасов - эта операция называлась "одеть по форме". Она, несомненно, требовала немало времени и большого искусства.
Творилось еще много подобных гадостей, отвращение не позволяет увеличивать количество описаний этих кровавых забав.
Кто более жесток: белые или красные? Вероятно - одинаково, ведь и те, и другие - русские. Впрочем, на вопрос о степенях жестокости весьма определенно отвечает история: наиболее жесток - наиболее активный...
Думаю, что нигде не бьют женщин так безжалостно и страшно, как в русской деревне, и, вероятно, ни в одной стране нет таких вот пословиц-советов:
"Бей жену обухом, припади да понюхай - дышит? - морочит, еще хочет". "Жена дважды мила бывает: когда в дом ведут, да когда в могилу несут". "На бабу да на скотину суда нет". "Чем больше бабу бьешь, тем щи вкуснее".
Сотни таких афоризмов, - в них заключена веками нажитая мудрость народа, - обращаются в деревне, эти советы слышат, на них воспитываются дети.
Детей бьют тоже очень усердно. Желая ознакомиться с характером преступности населения губерний Московского округа, я просмотрел "Отчеты Московской судебной палаты" за десять лет - 1900-1910 гг. - и был подавлен количеством истязаний детей, а также и других форм преступлений против малолетних. Вообще в России очень любят бить, все равно - кого. "Народная мудрость" считает битого человека весьма ценным: "За битого двух небитых дают, да и то не берут".
Есть даже поговорки, которые считают драку необходимым условием полноты жизни. "Эх, жить весело, да - бить некого". Я спрашивал активных участников гражданской войны: не чувствуют ли они некоторой неловкости, убивая друг друга?
Нет, не чувствуют.
"У него - ружье, у меня - ружье, значит - мы равные; ничего, побьем друг друга - земля освободится".
Однажды я получил на этот вопрос ответ крайне оригинальный, мне дал его солдат европейской войны, ныне он командует значительным отрядом Красной армии.
- Внутренняя война - это ничего! А вот междоусобная, против чужих, - трудное дело для души. Я вам, товарищ, прямо скажу: русского бить легче. Народу у нас много, хозяйство у нас плохое; ну, сожгут деревню, - чего она стоит! Она и сама сгорела бы в свой срок. И вообще, это наше внутреннее дело, вроде маневров, для науки, так сказать. А вот когда я в начале той войны попал в Пруссию - Боже, до чего жалко было мне тамошний народ, деревни ихние, города и вообще хозяйство! Какое величественное хозяйство разоряли мы по неизвестной причине. Тошнота!.. Когда меня ранили, так я почти рад был, - до того тяжело смотреть на безобразие жизни. Потом - попал я на Кавказ к Юденичу, там турки и другие черномазые личности. Беднейший народ, добряки, улыбаются, знаете, - неизвестно почему. Его бьют, а он улыбается. Тоже - жалко, ведь и у них, у каждого есть свое занятие, своя привязка к жизни...
Это говорил человек, по-своему гуманный, он хорошо относится к своим солдатам, они, видимо, уважают и даже любят его, и он любит свое военное дело. Я попробовал рассказать ему кое-что о России, о ее значении в мире, - он слушал меня задумчиво, покуривая папиросу, потом глаза у него стали скучные, вздохнув, он сказал:
- Да, конечно, держава была специальная, даже вовсе необыкновенная, ну а теперь, по-моему, окончательно впала в негодяйство!
Мне кажется, что война создала немало людей, подобных ему, и что начальники бесчисленных и бессмысленных банд - люди этой психологии.
Говоря о жестокости, трудно забыть о характере еврейских погромов в России. Тот факт, что погромы евреев разрешались имевшими власть злыми идиотами, - никого и ничего не оправдывает. Разрешая бить и грабить евреев, идиоты не внушали сотням погромщиков: отрезайте еврейкам груди, бейте их детей, вбивайте гвозди в черепа евреев, - все эти кровавые мерзости надо рассматривать как "проявление личной инициативы масс".
Но где же - наконец - тот добродушный, вдумчивый русский крестьянин, неутомимый искатель правды и справедливости, о котором так убедительно и красиво рассказывала миру русская литература XIX века?
В юности моей я усиленно искал такого человека по деревням России и - не нашел его. Я встретил там сурового реалиста и хитреца, который, когда это выгодно ему, прекрасно умеет показать себя простаком. По природе своей он не глуп и сам хорошо знает это. Он создал множество печальных песен, грубых и жестоких сказок, создал тысячи пословиц, в которых воплощен опыт его тяжелой жизни. Он знает, что "мужик не глуп, да - мир дурак" и что "мир силен, как вода, да глуп, как свинья".
Он говорит: "Не бойся чертей, бойся людей". "Бей своих - чужие бояться будут".
О правде он не очень высокого мнения: "Правдой сыт не будешь". "Что в том, что ложь, коли сыто живешь". "Правдивый, как дурак, так же вреден".
Чувствуя себя человеком, способным на всякий труд, он говорит: "Бей русского, - часы сделает". А бить надо потому, что "каждый день есть не лень, а работать неохота".
Таких и подобных афоризмов у него тысячи, он ловко умеет пользоваться ими, с детства он слышит их и с детства убеждается, как много заключено в них резкой правды и печали, как много насмешки над собою и озлобления против людей. Люди - особенно люди города - очень мешают ему жить, он считает их лишними на земле, буквально удобренной потом и кровью его, на земле, которую он мистически любит, непоколебимо верит и чувствует, что с этой землей он крепко спаян плотью своей, что она его кровная собственность, разбойнически отнятая у него. Он задолго раньше лорда Байрона знал, что "пот крестьянина стоит усадьбы помещика". Литература народолюбцев служила целям политической агитации и поэтому идеализировала мужика. Но уже в конце ХIХ столетия отношение литературы к деревне и крестьянину начало решительно изменяться, стало менее жалостливое и более правдивое. Начало новому взгляду на крестьянство положил Антон Чехов рассказами "В овраге" и "Мужики".
В первых годах ХХ столетия являются рассказы лучшего из современных русских художников слова, Ивана Бунина; его "Ночной разговор" и другая, превосходная по красоте языка и суровой правдивости повесть "Деревня" утвердили новое, критическое отношение к русскому крестьянству.
О Бунине в России говорят, что "он, как дворянин, относится к мужику пристрастно и даже враждебно". Разумеется, это неверно - Бунин прекрасный художник и только. Но в русской литературе текущего века есть более резкие и печальные свидетельства о жуткой деревенской темноте - это "Юность", поверьте, написанная талантливым крестьянином Орловской губернии Иваном Волиным, это рассказы московского крестьянина Семена Подъячева, а также рассказы сибирского крестьянина Всеволода Иванова, молодого писателя исключительной яркости и силы.
Этих людей едва ли можно заподозрить в предвзятом и враждебном отношении к среде, родной им по плоти и крови, - к среде, связь с которой ими еще не порвана. Им более, чем кому-либо иному, известна и понятна жизнь крестьянства - горе и грубые радости деревни, слепота разума и жестокость чувства.
В заключение этого невеселого очерка я приведу рассказ одного из участников научной экспедиции, работавшей на Урале в 1921 году. Крестьянин обратился к членам экспедиции с таким вопросом:
- Вы люди ученые, скажите, как мне быть. Зарезал у меня башкир корову, я башкира, к о н е ч н о, убил, а после того сам свел корову у его семьи, так вот: будет мне за корову наказание?
Когда его спросили: а за убийство человека разве он не ждет наказания, - мужик спокойно ответил:
- Это - ничего, человек теперь дешев.
Характерно здесь слово "конечно", оно свидетельствует, что убийство стало делом простым, обычным. Это – отражение гражданской войны и бандитизма.
А вот это образец того, как - иногда - воспринимаются новые для деревенского разума идеи.
Сельский учитель, сын крестьянина, пишет мне: "Так как знаменитый ученый Дарвин установил научно необходимость беспощадной борьбы за существование и ничего не имеет против уничтожения слабых и бесполезных людей, а в древнее время стариков отвозили в овраги на смерть от голода или, посадив на дерево, стряхивали оттуда, чтобы они расшиблись, - то, протестуя против такой жестокости, я предлагаю уничтожать бесполезных людей мерами более сострадательного характера. Например - окармливать их чем-нибудь вкусным и так далее. Эти меры смягчали бы повсеместную борьбу за существование, то есть приемы ее. Так же следует поступить со слабоумными идиотами, с сумасшедшими и преступниками от природы, а может быть, и с неизлечимо больными, горбатыми, слепыми и проч. Такое законодательство, конечно, не понравится нашей ноющей интеллигенции, но пора уже перестать считаться с ее консервативной и контрреволюционной идеологией. Содержание бесполезных людей обходится народу слишком дорого, и эту статью расхода нужно сократить до нуля".
Много сейчас в России пишется таких и подобных проектов, писем, докладов, - очень они удручают, но и они, невзирая на их уродство, заставляют чувствовать, что мысль деревни пробуждена и хотя работает неумело, однако работает в направлении, совершенно новом для нее: деревня пытается мыслить о государстве в его целом.
Существует мнение, что русский крестьянин как-то особенно глубоко религиозен. Я никогда не чувствовал этого, хотя, кажется, достаточно внимательно наблюдал духовную жизнь народа. Я думаю, что человек безграмотный и не привыкший мыслить не может быть истинным теистом или атеистом и что путь к твердой, глубокой вере лежит через пустыню неверия.
Беседуя с верующими крестьянами, присматриваясь к жизни различных сект, я видел прежде всего органическое, слепое недоверие к поискам мысли, к ее работе, наблюдал умонастроение, которое следует назвать скептицизмом невежества.
В стремлении сектантов обособиться, отойти в сторону от государственной церковной организации мною всегда чувствовалось отрицательное отношение не только к обрядам и - всего меньше - к догматам, а вообще к строю государственной и городской жизни. В этом отрицании я не могу уловить какой-либо оригинальной идеи, признаков творческой мысли, искания новых путей духа. Это просто пассивное и бесплодное отрицание явлений и событий, связей и значений которых мысль, развитая слабо, не может понять.
Мне кажется, что революция вполне определенно доказала ошибочность убеждения в глубокой религиозности крестьянства в России. Я не считаю значительными факты устройства в сельских церквах театров и клубов, хотя это делалось - иногда - не потому, что не было помещения, более удобного для театра, а - с явной целью демонстрировать свободомыслие. Наблюдалось и более грубое кощунственное отношение ко храму, - его можно объяснить враждой к "попам", желанием оскорбить священника, а порою дерзким и наивным любопытством юности: что со мною будет, если я оскорблю вот это, всеми чтимое?
Несравненно значительнее такие факты: разрушение глубоко чтимых народом монастырей - древней Киево-Печерской лавры и сыгравшего огромную историческую и религиозную роль Троице-Сергиевского монастыря - не вызвало в крестьянстве ни протестов, ни волнения, - чего уверенно ждали некоторые политики. Как будто эти центры религиозной жизни вдруг утратили свою магическую силу, привлекавшую верующих со всех концов обширной русской земли. А ведь сотни тысяч пудов хлеба, спрятанного от голодной Москвы и Петербурга, деревня защищала с оружием в руках, не щадя своей жизни.
Когда провинциальные советы вскрывали "нетленные", высоко чтимые народом мощи, - народ отнесся и к этим актам совершенно равнодушно, с молчаливым, тупым любопытством. Вскрытие мощей производилось крайне бестактно и часто в очень грубых формах - с активным участием инородцев, иноверцев, с грубым издевательством над чувствами верующих в святость и чудотворную силу мощей. Но - и это не возбудило протестов со стороны людей, которые еще вчера преклонялись перед гробницами "чудотворцев". Я опросил не один десяток очевидцев и участников разоблачения церковного обмана: что чувствовали они, когда перед глазами вместо нетленного и благоухающего тела являлась грубо сделанная кукла или открывались полуистлевшие кости? Одни говорили, что совершилось чудо: святые тела, зная о поругании, затеянном неверами, покинули гробницы свои и скрылись. Другие утверждали, что обман был устроен монахами лишь тогда, когда им стало известно о намерении властей уничтожить мощи: "Они вынули настоящие нетленные мощи и заменили их чучелами".
Так говорят почти одни только представители старой, безграмотной деревни. Более молодые и грамотные крестьяне признают, конечно, что обман был, и говорят:
- Это хорошо сделано, - одним обманом меньше.
Но затем у них являются такие мысли, - я воспроизвожу их буквально, как они записаны мною.
- Теперь, когда монастырские фокусы открыты, - докторов надо пощупать и разных ученых - их дела открыть народу.
Нужно было долго убеждать моего собеседника, чтобы он объяснил смысл своих слов. Несколько смущаясь, он сказал:
- Конечно, вы не верите в это... А говорят, что теперь можно отравить ветер ядом и - конец всему живущему, и человеку, и скоту. Теперь - все озлобились, жалости ни в ком нет...
Другой крестьянин, член уездного совета, называющий себя коммунистом, еще более углубил эту тревожную мысль.
- Нам никаких чудес не надо. Мы желаем жить при ясном свете, без опасений, без страха. А чудес затеяно - много. Решили провести электрический свет по деревням, говорят: пожаров меньше будет. Это - хорошо, дай Бог! Только как бы ошибок не делали, поверните какой-нибудь винтик не в ту сторону и - вся деревня вспыхнула огнем. Видите, чего опасно? К этому скажу: городской народ - хитер, а деревня дура, обмануть ее легко. А тут - затеяно большое дело. Солдаты сказывали, что на войне и электрическим светом целые полки убивали.
Я постарался рассеять страх Калибана - и услышал от него разумные слова:
- Один все знает, а другой - ничего; в этом и начало всякого горя. Как я могу врать, ежели ничего не знаю?
Жалобы деревни на свою темноту раздаются все чаще, звучат все более тревожно. Сибиряк, энергичный парень, организатор партизанского отряда в тылу Колчака, угрюмо говорит:
- Не готов наш народ для событий. Шатается туда и сюда, слеп разумом. Разбили мы отряд колчаковцев, три пулемета отняли, пушечку, обозишко небольшой, людей перебили с полсотни у них, сами потеряли семьдесят одного, сидим, отдыхаем, вдруг ребята мои спрашивают меня: а что, не у Колчака ли правда-то? Не против ли себя идем?* Да и сам я иной день как баран живу - ничего не понимаю. Распря везде! Мне доктор один в Томске - хороший человек - говорил про вас, что вы еще с девятьсот пятого года японцам служите за большие деньги. А один пленный, колчаковский солдат из матросов, раненый, доказывал нам, что Ленин немцам на руку играет. Документы у него были, и доказано в них, что имел Ленин переписку о деньгах с немецкими генералами. Я велел солдата расстрелять, чтобы он народ не смущал, - а все-таки долго на душе неспокойно было. Ничего толком не знаешь - кому верить? Все против всех. И себе верить боязно.
Немало бесед вел я с крестьянами на разные темы и, в общем, они вызвали у меня тяжелое впечатление: люди много видят, но - до отчаяния мало понимают. В частности, беседы о мощах показали мне, что вскрытый обман церкви усилил подозрительное и недоверчивое отношение деревни к городу. Не к духовенству, не к власти, а именно к городу как сложной организации хитрых людей, которые живут трудом и хлебом деревни, делают множество бесполезных крестьянину вещей, всячески стремятся обмануть его и ловко обманывают.
Работая в комиссии по ликвидации безграмотности, я беседовал однажды с группой подгородних петербургских крестьян на тему об успехах науки и техники.
- Так, - сказал один слушатель, бородатый красавец, - по воздуху галками научились летать, под водой щуками плаваем, а на земле жить не умеем. Сначала-то на земле надо бы твердо устроиться, а на воздух - после. И денег бы не тратить на эти забавки!
Другой сердито добавил:
- Пользы нам от фокусов этих нет, а расход большой и людьми, и деньгами. Мне подковы надо, топор, у меня гвоздей нет, а вы тут на улицах памятники ставите - баловство это!
- Ребятишек одеть не во что, а у вас везде флаги болтаются...
И в заключение, после длительной, жестокой критики городских "забавок", бородатый мужик сказал, вздыхая:
- Если бы революцию мы сами делали, - давно бы на земле тихо стало и порядок был бы...
Иногда отношение к горожанам выражается в такой простой, но радикальной форме:
- Срезать надо с земли всех образованных, тогда нам, дуракам, легко жить будет, а то - замаяли вы нас!
В 1919 году милейший деревенский житель спокойно разул, раздел и вообще обобрал горожанина, выманивая у него на хлеб и картофель все, что нужно и не нужно деревне.
Не хочется говорить о грубо насмешливом, мстительном издевательстве, которым деревня встречала голодных людей города.
Всегда выигрывая на обмане, крестьяне - в большинстве - старались и умели придать обману унизительный характер милостыни, которую они нехотя дают барину, "прожившемуся на революции". Замечено было, что к рабочему относились не то чтобы человечнее, но осторожнее. Вероятно, осторожность эта объясняется анекдотическим советом одного крестьянина другому:
- Ты с ним осторожнее, он, говорят, где-то Совдеп держал.
Интеллигент почти неизбежно подвергался моральному истязанию. Например: установив после долгого спора точные условия обмена, мужик или баба равнодушно говорили человеку, у которого дома дети в цинге:
- Нет, иди с Богом. Раздумали мы, не дадим картофеля...
Когда человек говорил, что слишком долго приходится ждать, он получал в ответ злопамятные слова:
- Мы - бывало, ваших милостей еще больше ждали.
Да, чем другим, а великодушием русский крестьянин не отличается. Про него можно сказать, что он не злопамятен: он не помнит зла, творимого им самим, да, кстати, не помнит и добра, содеянного в его пользу другим.
Один инженер, возмущенный отношением крестьян к группе городских жителей, которые приплелись в деревню под осенним дождем и долго не могли найти места, где бы обсушиться и отдохнуть, - инженер, работавший в этой деревне на торфу, сказал крестьянам речь о заслугах интеллигенции в истории политического освобождения народа. Он получил из уст русоволосого, голубоглазого славянина сухой ответ:
- Читали мы, что действительно ваши довольно пострадали за политику, только ведь это вами же и писано. И вы по своей воле на революцию шли, а не по найму от нас, - значит, мы за горе ваше не отвечаем - за все Бог с вами рассчитается...
Я не привел бы этих слов, если бы не считал их типичными - в различных сочетаниях я лично слышал их десятки раз.
Но необходимо отметить, что унижение хитроумного горожанина перед деревней имело для нее очень серьезное и поучительное значение: деревня хорошо поняла зависимость города от нее, до этого момента она чувствовала только свою зависимость от города.
В России - небывалый, ужасающий голод, он убивает десятки тысяч людей, убьет миллионы. Эта драма возбуждает сострадание даже у людей, относящихся враждебно к России, стране, где, по словам одной американки, "всегда холера или революция". Как относится к этой драме русский, сравнительно пока еще сытый, крестьянин?
- "Не плачут в Рязани о Псковском неурожае", - отвечает он на этот вопрос старинной пословицей.
- "Люди мрут - нам дороги трут", - сказал мне старик новгородец, а его сын, красавец, курсант военной школы, развил мысль отца так:
- Несчастье - большое, и народу вымрет - много. Но - кто вымрет? Слабые, трепанные жизнью; тем, кто жив останется, в пять раз легче будет.
Вот голос подлинного русского крестьянина, которому принадлежит будущее. Человек этого типа рассуждает спокойно и весьма цинично, он чувствует свою силу, свое значение.
- С мужиком - не совладаешь, - говорит он. - Мужик теперь понял: в чьей руке хлеб, в той и власть, и сила.
Это говорит крестьянин, который встретил политику национализации сокращением посевов как раз настолько, чтобы оставить городское население без хлеба и не дать власти ни зерна на вывоз за границу.**
- Мужик как лес: его и жгут, и рубят, а он самосевом растет да растет, - говорил мне крестьянин, приехавший в сентябре из Воронежа в Москву за книгами по вопросам сельского хозяйства. - У нас не заметно, чтоб война убавила народу. А теперь вот, говорят, миллионы вымрут, - конечно, заметно станет. Ты считай хоть по две десятины на покойника - сколько освободится земли? То-то. Тогда мы такую работу покажем - весь свет ахнет. Мужик работать умеет, только дай ему - на чем. Он забастовок не устраивает, - этого земля не позволяет ему!
В общем, сытное и полусытное крестьянство относится к трагедии голода спокойно, как издревле привыкло относиться к стихийным бедствиям. А в будущее крестьянин смотрит все более уверенно, и в тоне, которым он начинает говорить, чувствуется человек, сознающий себя единственным и действительным хозяином русской земли.
Очень любопытную систему областного хозяйства развивал передо мной один рязанец:
- Нам, друг, больших фабрик не надо, от них только бунты и всякий разврат. Мы бы так устроились: сукновальню человек на сто рабочих, кожевню - тоже небольшую, и так все бы маленькие фабрики, да подальше одна от другой, чтобы рабочие-то не скоплялись в одном месте, и так бы, потихоньку, всю губернию обстроить небольшими заводиками, а другая губерния - тоже так. У каждой - все свое, никто ни в чем не нуждается. И рабочему сытно жить, и всем - спокойно. Рабочий - он жадный, ему все подай, что он видит, а мужик - малым доволен...
- Многие ли думают так? - спросил я.
- Думают некоторые, кто поумнее.
- Рабочих-то не любите?
- Зачем? Я только говорю, что беспокойный это народ, когда в большом скоплении он. Разбивать их надо на малые артели, там сотня, тут сотня...
А отношение крестьян к коммунистам - выражено, по моему мнению, всего искреннее и точнее в совете, данном односельчанами моему знакомому крестьянину, талантливому поэту:
- Ты, Иван, смотри, в коммуну не поступай, а то мы у тебя и отца и брата зарежем, да - кроме того - и соседей обоих тоже.
- Соседей-то за что?
- Дух ваш искоренять надо.
Какие же выводы делаю я?
Прежде всего: не следует принимать ненависть к подлости и глупости за недостаток дружеского внимания к человеку, хотя подлость и глупость не существуют вне человека. Я очертил - так, как я ее понимаю, - среду, в которой разыгралась и разыгрывается трагедия русской революции. Это - среда полудиких людей.
Жестокость форм революции я объясняю исключительной жестокостью русского народа.
Когда в "зверствах" обвиняют вождей революции - группу наиболее активной интеллигенции, - я рассматриваю эти обвинения как ложь и клевету, неизбежные в борьбе политических партий, или - у людей честных - как добросовестное заблуждение.
Напомню, что всегда и всюду особенно злые, бесстыдные формы принимает ложь обиженных и побежденных. Из этого отнюдь не следует, что я считаю священной и неоспоримой правду победителей. Нет, я просто хочу сказать то, что хорошо знаю и что - в мягкой форме - можно выразить словами печальной, но истинной правды: какими бы идеями ни руководились люди, - в своей практической деятельности они все еще остаются зверями. И часто - бешеными, причем иногда бешенство объяснимо страхом. Обвинения в эгоистическом своекорыстии, честолюбии и бесчестности я считаю вообще не применимыми ни к одной из групп русской интеллигенции - неосновательность этих обвинений прекрасно знают все те, кто ими оперирует.
Не отрицаю, что политики наиболее грешные люди из всех окаянных грешников земли, но это потому, что характер деятельности неуклонно обязывает их руководствоваться иезуитским принципом "цель оправдывает средство".
Но люди искренно любящие и фанатики идеи нередко сознательно искажают душу свою ради блага других. Это особенно приложимо к большинству русской активной интеллигенции - она всегда подчиняла вопрос качества жизни интересам и потребностям количества первобытных людей.
Тех, кто взял на себя каторжную, геркулесову работу очистки авгиевых конюшен русской жизни, я не могу считать "мучителями народа", - с моей точки зрения, они - скорее жертвы.
Я говорю это, исходя из крепко сложившегося убеждения, что вся русская интеллигенция, мужественно пытавшаяся поднять на ноги тяжелый русский народ, лениво, нерадиво и бесталанно лежавший на своей земле, - вся интеллигенция является жертвой истории прозябания народа, который ухитрился жить изумительно нищенски на земле, сказочно богатой. Русский крестьянин, здравый смысл которого ныне пробужден революцией, мог бы сказать о своей интеллигенции: глупа, как солнце, работает так же бескорыстно.
Он, конечно, не скажет этого, ибо ему еще не ясно решающее значение интеллектуального труда.
Почти весь запас интеллектуальной энергии, накопленной Россией в XIX веке, израсходован революцией, растворился в крестьянской массе. Интеллигент, производитель духовного хлеба, рабочий, творец механизма городской культуры, постепенно и с быстротой, все возрастающей, поглощается крестьянством, и оно жадно впитывает все полезное ему, что создано за эти четыре года бешеной работы.
Теперь можно с уверенностью сказать, что, ценою гибели интеллигенции и рабочего класса, русское крестьянство ожило.
Да, это стоило мужику дорого, и он еще не все заплатил, трагедия не кончена. Но революция, совершенная ничтожной - количественно - группой интеллигенции, во главе нескольких тысяч воспитанных ею рабочих, эта революция стальным плугом взбороздила всю массу народа так глубоко, что крестьянство уже едва ли может возвратиться к старым, в прах и навсегда разбитым формам жизни; как евреи, выведенные Моисеем из рабства Египетского, вымрут полудикие, глупые, тяжелые люди русских сел и деревень - все те почти страшные люди, о которых говорилось выше, и их заменит новое племя - грамотных, разумных, бодрых людей.
На мой взгляд, это будет не очень "милый и симпатичный русский народ", но это будет - наконец - деловой народ, недоверчивый и равнодушный ко всему, что не имеет прямого отношения к его потребностям.
Он не скоро задумается над теорией Эйнштейна и научится понимать значение Шекспира или Леонардо да Винчи, но, вероятно, он даст денег на опыты Штейнаха и, несомненно, очень скоро усвоит значение электрификации, ценность ученого агронома, полезность трактора, необходимость иметь в каждом селе хорошего доктора и пользу шоссе.
У него разовьется хорошая историческая память и, памятуя свое недавнее мучительное прошлое, он - на первой поре строительства новой жизни - станет относиться довольно недоверчиво, если не прямо враждебно, к интеллигенту и рабочему, возбудителям различных беспорядков и мятежей.
И город, неугасимый костер требовательной, все исследующей мысли, источник раздражающих, не всегда понятных явлений и событий, не скоро заслужит справедливую оценку со стороны этого человека, не скоро будет понят им, как мастерская, где непрерывно вырабатываются новые идеи, машины, вещи, назначение которых - облегчить и украсить жизнь народа.
Вот схема моих впечатлений и мыслей о русском народе.

Текст статьи печатается полностью по изданию: Максим Горький. О русском крестьянстве. Издательство И. П. Ладыжникова. Берлин, 1922.

Добавлено: Сб Фев 12, 2011 6:43 pm

Александр Клыгин писал(а):

Творение Йамахи на главной странице сайта Пелевина. )))

Гениальное из Пелевина (повесть "t"):

— Но кто вы по своей природе? Вы Бог?
— Лучше считайте меня ангелом, — сказала кукла. — Мне будет приятно.
— Вы падший ангел? Князь мира сего?
Кукла зашлась деревянным смехом.
— Вам не кажется, граф, что слово «падший» применительно к князю мира отдает просто небывалым лицемерием? Люди наперебой соревнуются, чтобы получить у него какую-нибудь работенку, и отчего-то называют его при этом «падший»...

Т. улыбнулся.
— Так учит церковь, — сказал он.
— Да-да, церковь, — повторила кукла. — Считается, церковь противостоит князю мира. Ну не чушь ли? Вот подумайте сами, если бы у обычного околоточного надзирателя в самом что ни на есть жидоедском околотке какой-нибудь бедный еврей открыл корчму, где на вывеске было бы написано «противостою околоточному надзирателю», долго бы он так противостоял?
— Думаю, нет.
— И я тоже так думаю. А если бы такое заведение исправно работало из года в год и приносило хорошую прибыль, это, видимо, означало бы, что тут с околоточным очень даже совместный проект.
— Извините, — сказал Т., — но ведь есть разница между околоточным и князем мира сего.
— Я тоже так думаю, — согласилась кукла. — Князь мира не в пример могущественнее и умнее. И если он позволяет в своем околотке заведения, которые официально и торжественно противостоят околоточному, то это, надо думать, не без особого резону.

Аплодисменты

http://swami-mahant.livejournal.com/102673.html

Добавлено: Вс Фев 20, 2011 5:08 pm

Существование, сударь мой, это не выстрел из пушки. С чего вы взяли, что у него есть цель ?
Виктор Пелевин, "Т"

Добавлено: Ср Фев 23, 2011 9:22 pm

Типа гвоздь в гроб опального классика Rolling Eyes

Если cтроится "духовный центр", то с молебна и часовенки началось бы строительство - такая традиция издавна существует... Духовный центр это куда люди могут придти и помолиться. А когда дороги перекрыли, и основное сообщение - катер из Геленджика?..

КАК УКРАСТЬ КУРОРТ http://openbereg.ru/?p=19

Именно любовь к целебным ароматам сподвигла верхушку РПЦ обратиться к руководству страны с просьбой об устроении патриаршей резиденции в каком-нибудь эксклюзивном курортном уголке. Духовные пастыри постоянно призывают жить по совести и строго соблюдать законы, а также проповедуют нестяжание и приоритет ценностей духовных над материальными. Вот почему бы им самим и не последовать было в данном случае собственным рецептам... Confused

Подробнее в ЖЖ Лены Токаревой http://pics.livejournal.com/elena_tokareva2/pic/000a8s03

Добавлено: Ср Фев 23, 2011 10:16 pm

Добавлено: Сб Фев 26, 2011 2:23 pm

Неполиткорректный Пушкин

Армавирский священник отец Павел посчитал "Сказку о попе его работнике Балде" не политкорректной... И ладно бы, если бы он обиделся за Балду, что дескать мол вырос такой здоровенный лось, который всем позволяет на себе пахать от рассвета и до заката, а он возьми и обидься на попа...

Пришлось армавирцам Пушкина отредактировать и перееиздать. На издание книги в Армавире потратили полгода, иллюстрации придумывали местные художники. Обновленную сказку выпустили тиражом 4 тыс. экземпляров. Книги подарят воскресным школам и будут продавать в лавках православных храмов, сообщает "Новое телевидение Кубани".

Говорят, что там поп заменен на купца. Теперь самая очередь обидеться олигархам и менеджерам всех торговых структур сразу... На попа. Не на Пушкина же им обижаться. rofl

Подробности истории здесь - http://www.yuga.ru/news/219294 А не правленная армавирским благочинием сказка про олигарха и его работника Балду, пока еще здесь - http://www.lukoshko.net/pushk/pushk4.shtml Поп

Добавлено: Пн Фев 28, 2011 3:06 pm

Дхарма Махант
Скоро и черти пожелают, чтобы их из сказки вычеркнули. Останется один Балда...
Сам по себе Балда, беспоповец,

дзен буддист Балда Surprised

Добавлено: Пн Фев 28, 2011 3:21 pm

Жил-был Никто,
С толоконным ничто.
Пошел Никто по базару
Посмотреть кой-какого товару.
Навстречу ему Балда
Идет, сам не зная куда.
«Что ты Восдух, так рано поднялся?
Чего ты взыскался?»
Космос ему в ответ: «Нужен мне работник:
Повар, конюх и плотник.
А где найти мне такого
Служителя не слишком дорогого?»

Добавлено: Пн Фев 28, 2011 6:09 pm

Вереск писал(а):

Дхарма Махант
Сам по себе Балда, беспоповец,

дзен буддист Балда Surprised

Да не дай бог, что Вы. Не разрешена указами Балде на Руси свобода буддовости. Shocked

Разве ж потерпят "воинствующие против князя мира сего" появление на их бизнес-участках духовных конкурентов? Вестимо дело - нет. Мало того, что не потерпят, так ещё и "околоточных надзирателей" на супостатов натравят, и растрезвонят это по всем округам, как проявление вопиющих сектанских безобразий. Не верите? Тогда читайте свежачочек

http://www.pravoslavie-nord.ru/2011/1/1545

"Необуддийская организация «Учение Дзогчен» провела 26-28 февраля вербовочные акции в учреждениях культуры и образования г. Архангельска. Свое возмущение происходящими событиями выразил епископ Архангельский и Холмогорский Даниил"...

Особенно этот эпизод в публикации силён: По мнению правозащитников центра, религиозная деятельность необуддийского культа «Учение Дзогчен» в городских учреждениях Архангельска нарушает как минимум два закона РФ - «Об образовании» и «О свободе совести и религиозных объединениях».

Нарушает закон об образовании? Ай, класс! А внедрение ОПК в школьное образование светского государства его очевидно НЕ НАРУШАЕТ, но очень даже поддерживает?!

"В ходе выступления лектор активно пропагандировал свое религиозное учение и утверждал, что «Янтра-йогой» может заниматься человек любого вероисповедования" - оказалось совсем даже и НЕ ЛЮБОГО!

- "Я чрезвычайно озабочен тем, что муниципальные учреждения Архангельска предоставляют помещения для прозелитических акций заморских религиозных культов, что является нарушением законодательства. Это вызов нашей вере, нашей культуре и традициям. Мы не вправе подменять исконные религиозные ценности псевдодуховными суррогатами. Я напоминаю, что все крещеные люди, принимающие участие в подобных акциях, отлучают себя от Православной Церкви... В связи с этим публично обращаюсь к представителям областной и городской власти, правоохранительным органам с просьбой дать оценку происходящим в регионе событиям", - заявил епископ Даниил.

Полный текст публикации: http://www.pravoslavie-nord.ru/2011/1/1545
______________________________________________________________

П. С. Мда. Перед архангельскими "ревнителями просвещения" Лев Толстой с А. Пушкиным явно отдыхают.

Вот чего бы искренне не хотел, так это, чтобы на подобном месте оказывались люди занимающиеся проведениями Ошо практик, ведь рвение не по разуму легко может спровоцировать подобную "волну общественного негодования". Поэтому, друзья мои, читайте форум и СМИ, чтобы своевременно делать соответствующие выводы. Тупизм и недопонимание в подобных вопросах, весьма не ароматно.

ПэПэЭс: Подумать только: "прошла двухчасовая открытая лекция" - делов то? Всего на два часа в каком-то Мухосранске балда арендовал комнату для рассказа о том мировоззрении, которым проникся. Никого этим не ограбил, не покалечил нравственно, просто попытался объяснить пришедшей к нему аудитории основы Дзогчена... страшное, антизаконное событие, - особенно в стране, где действительная преступность и коррумпированность одни из самых высоких... и уж рассвистелись мухосранцы, как соловьи по весне.

Б. Г. "Лев Толстой". Shocked

Добавлено: Пт Июн 24, 2011 4:34 pm

Какая, однако, фантастика по поводу знаменитой пушкиской сказки! Редкий литературный гипер-перл:

Дядька Черномор никакого отношения к Чёрному морю не имеет. А имеет он отношение к эпидемии бубонной чумы 1352 года, названной в летописях Чёрным Мором. Чума была завезена из Китая по Великому Шёлковому пути торговцами и монгольскими племенами. Тогда вымерла большая часть Южной Италии, три четверти населения Германии, около 60 % населения Англии, через Германию и Швецию «черная смерть» попала в Новгород, через Новгород и Псков — в Москву, где от нее умер даже князь Симеон Гордый (1354 г.). Сохранилось следующее историческое свидетельство: Ордынский хан Джанибек противостоял экспансии генуэзцев в Поволжье и Причерноморье. Противостояние вылилось в открытую войну после того, как татарские кочевья постиг (помимо чумы) джуд (гололедица). Войска Джанибека (поддержаные Венецианскими войсками) осадили генуэзскую крепость Кафу (современная Феодосия). Джанибек приказал забросить катапультой в крепость труп человека, умершего от чумы. Труп перелетел стену и разбился. Естественно (болезнь очень заразна), в Кафе началась чума. Генуэзцы вынуждены были оставить Кафу, уцелевшая часть гарнизона отправилась домой.

Это и были те самые "в чешуе, как жар горя" (при чуме характерна крайне высокая температура, а на теле появляются т.н. бубоны — геморрагические язвы). Труп того бедолаги, которого оставшиеся "33 богатыря" Джанибека закинули в крепость и получил имя нарицательное "дядька Черномор". Характерно, что в ряде фольклорных произведений Черномор — вовсе не является символом воинской доблести и/или патриархальной мудрости. А является наоборот жупелом, букой Типа Бугимэна или Лепрекона — персонажем резко негативным, злым колдуном, похищающим женщин — жён и невест сказочных героев (в осаждённой Кафе основными жертвами чумы стали женщины и дети). Характерно так же, что Черномор обладает способностью летать, что косвенно подтверждается свидетельством о способе "доставки" заражённого "подарка" в крепость.

А если Кафа — это Феодосия, то "остров Буян" — это полуостров Крым (возможно отделённый в те времена от суши проливом). Киевская Русь окончательно распалась в 1240 году. У Московской Руси в 1350–е годы выхода к Чёрному морю не было, а согласно Пушкину бочку с Гвидоном бросили именно в море. Следовательно "царство славного Салтана" (Султана) — это ни что иное как молодая Османская империя, как раз таки основанная в 1299 году. Да и Гвидон — странное имя для русского князя. Скорее всего это производное от Гвидо, что свидетельствует о связи с генуэзцами (скорее всего царица была как раз оттуда).
Внимание вопрос: с кем воевал Салтан (Султан), когда родился Гвидон (Гвидо)?

Вот тебе и русские сказки…

(c) gregory_777

Добавлено: Вт Июл 26, 2011 11:36 am

Максим Горький. "Сторож".

Я - ночной сторож станции Добринка; от шести часов вечера до шести утра хожу с палкой в руке вокруг пакгаузов; со степи тысячью пастей дует ветер, несутся тучи снега, в его серой массе медленно плывут туда и сюда локомотивы, тяжко вздыхая, влача за собою черные звенья вагонов, как будто кто-то, не спеша, опутывает землю бесконечной цепью и тащит ее сквозь небо раздробленною в холодную белую пыль. Визг железа, лязг сцеплений, странный скрип, тихий вой носятся вместе со снегом... нажать, чтобы читать целиком...

бедный Макс

Добавлено: Вс Ноя 06, 2011 6:00 pm

Т

Добавлено: Чт Ноя 10, 2011 10:36 pm

Странно, что книги Ошо в России не признаны экстремистскими. Он ведь тоже критиковал Христианство.

Значит всё-таки есть частичка демократии в нашей стране. Very Happy

Добавлено: Чт Ноя 10, 2011 11:10 pm

malvina
Ошо не настолько в русском народе популярен, как Лев Толстой. Его в школах не проходят и не будут задавать, даже на внеклассные чтения. Поэтому тут просто масштабы не те.

В Индии, кстати, его тоже нигде по образовательной программе не изучают: ни в школах, ни в колледжах. Рекомендуют прочесть только на 3-4 курсах некоторых университетов небольшую его брошюру "О реформе образования" (Osho's Vision on Education), которую Раджниш ещё в профессорско джабалпурскую бытность, вроде, надиктовал.

Вот если бы он дожил до постперестроичных лет и начал активно говорить о России, то, скорее всего, попал бы здесь в списки экстремистских, сектантских авторов. А так - вещателя больше нет, то, что было сказано им в адрес капиталистических политиканов и католических попов, наоборот, весело воспринимается нашим народом. Мол, "хоть кто-то не побоялся правду о тупиковости западной демократии, и индуистских духовных идиотов сказать".

Так что если тупо не прилагать максимум неимоверных усилий по бесплатному пиару нынешних "линий преемственности" от индуистских идиотанандов и гуру раджей, то книги Ошо так и останутся у нас хорошо продаваемыми, народно читаемыми, и никоим боком не относящимися к подстрекательским, или экстремистским. Но если, конечно, очень сильно постараться и преуспеть в формировании "духовной организации" на, якобы, "имени и заветах" Ошо, то вполне можно налететь на крупные неприятности, по всей территории России. В том числе и в отношении некоторых из работ его литературного наследия.

Добавлено: Чт Ноя 24, 2011 4:34 pm

Дхарма Махант писал(а):

malvina
Ошо не настолько в русском народе популярен, как Лев Толстой. Его в школах не проходят и не будут задавать, даже на внеклассные чтения. Поэтому тут просто масштабы не те.

Да, это так. Но ведь в России могут любую книгу признать экстремистской. Независимо от того, насколько популярен её автор, является ли он классиком и входят ли его произведения в школьную программу. Хотя, возможно я ошибаюсь.

Цитата:

В Индии, кстати, его тоже нигде по образовательной программе не изучают: ни в школах, ни в колледжах. Рекомендуют прочесть только на 3-4 курсах некоторых университетов небольшую его брошюру "О реформе образования" (Osho's Vision on Education),

Я думаю, это хорошо, что книги Ошо не навязывают в индийских школах. Чтение его книг не должно быть обязанностью. Достаточно просто показать старшеклассникам несколько документальных фильмов о нём на уроке истории.

Но, конечно, книги Ошо достойны того, чтобы войти в школьную программу. Но какие именно? Их ведь более двухсот. Very Happy

И все они прекрасны.