Квазипространство

Добавлено: Пн Янв 09, 2023 4:54 pm

Рождествеский романс

И ещё романс со смещением акцента на фонарь, улицу...

Плывёт в тоске необъяснимой

Добавлено: Вт Июл 04, 2023 10:40 am

Арский Феликс "В стране мифов"

Серия лекций по философии Древней Греции

Добавлено: Пн Авг 14, 2023 8:53 am

Агата Кристи "Большое путешествие"

В этой книге собраны письма, написанные Агатой Кристи из кругосветного путешествия, в которое она со своим первым мужем отправилась в 1922 году. За 10 месяцев Агата и Арчибальд побывали в Африке, Австралии, Новой Зеландии, увидели Гавайи и Канаду, фотографировали своих спутников и африканские фермы, тропические леса и гавайские пляжи, и, разумеется, друг друга. Но рассказы королевы детектива об увиденном за морями куда живее и нагляднее любых фотографий.

В них есть наблюдательность, остроумие, а порой и язвительность - все то, из-за чего Агата Кристи была и остается несравненным беллетристом.

Рано утром 6 августа 1922 года писательница криминальных романов Агата Кристи и ее муж Арчи Кристи приплыли в Гонолулу, Гавайи , на Макуре и поймали такси.

По пути к отелю «Моана» они проезжали между пальмами и живыми изгородями из гибискусов, красных, розовых и белых олеандров и голубого свинца. В их отеле море омыло прямо до ступенек внутреннего двора на пляже Вайкики.

Брачная пара с нетерпением ждала этого момента с тех пор, как восемь месяцев назад покинули Англию. Тем временем Christies объехали три четверти мира в рамках правительственной торговой миссии, чтобы вызвать интерес к выставке Британской империи 1924 года . Их путешествия привели их из Англии в Южную Африку (где они познакомились с серфингом), Австралию и Новую Зеландию . Теперь у них был месячный отпуск на Гавайях — только для себя — прежде чем они снова присоединятся к миссии в Канаде .

Серфинг на Гавайях сильно отличался от того, что был в Южной Африке. Самым очевидным отличием была доска для серфинга. В Южной Африке доски были короткими, изогнутыми, из легкого и тонкого дерева.

Серферы на пляже Вайкики в Гонолулу. авг./сен. 1922 г. Фотография из архива Christie.

На Гавайях, однако, это были огромные деревянные доски, смехотворно длинные и еще более смехотворно тяжелые, еще более тяжелые из-за того, что, чтобы поймать приличную волну, человек должен был грести на доске очень, очень далеко от нее. берег к рифу, где разбивались волны.

Агата Кристи и молодой военно-морской атташе по имени Эшби стоят на пляже Муйзенберг, Южная Африка, после купания в серфинге, январь-март 1922 года. Фотография из архива Кристи.

Затем встал вопрос о том, что делать, когда поймаешь нужную волну. В Южной Африке серферы оседлали волну на животе. На Гавайях ездили стоя.

Уловить правильную волну было сложно. Агата вспоминает:

— Во-первых, вы должны распознавать правильную волну, когда она приходит, и, во-вторых, что еще более важно, вы должны знать, когда приходит неправильная волна, потому что, если она подхватит вас и заставит опуститься на дно, помогите вам небеса…».

В тот первый день Агата действительно поймала «не ту волну». Она и ее доска были разделены, и она оказалась глубоко под водой. Она проглотила «кварт соленой воды» и вышла на поверхность, задыхаясь. Молодой американец принес ей доску, предупредив:

— Сестра, на твоем месте я бы сегодня не занимался серфингом. Если вы это делаете, то сильно рискуете. Возьми эту доску и отправляйся прямо на берег».

Она последовала его совету, и со временем к ней присоединился Арчи. Оба были в синяках, царапинах, истощены, но не побеждены. Агата наполнялась решимостью стать экспертом в серфинге.

Во второй раз, когда она вошла в воду, волны сорвали с ее тела длинное шелковое купальное платье. Она прикрылась и пошла в сувенирный магазин отеля, где купила «замечательное, узкое, изумрудно-зеленое шерстяное купальное платье, которое было радостью всей моей жизни и в котором, как мне казалось, я выгляжу удивительно хорошо. Арчи думал, что я тоже.»

Через несколько дней они переехали в более экономичное шале через дорогу. Они проводили все свое время на пляже или в городе, попивая газировку с мороженым и покупая лекарства от солнечных ожогов. Они научились носить рубашки на пляже, так как их спины покрылись волдырями от солнечных ожогов.

Их ноги были вырезаны из коралла на ленты, поэтому они купили кожаные сапоги, чтобы носить их в воде.

Через десять дней навыки Агаты на доске для серфинга улучшались. После:

«Начиная бег, я осторожно поднимался на колени на доску, а затем пытался встать. Первые шесть раз я потерпел фиаско… [но] о, момент полного триумфа в тот день, когда я сохранил равновесие и вышел прямо на берег, стоя прямо на доске!»

Из-за такой энергичной гребли у Агаты заболела левая рука. Боль была невыносимой и могла разбудить ее рано утром. Тем не менее, Агата продолжала заниматься серфингом, потому что было

«Ничего подобного. Ничего подобного тому, чтобы мчаться по воде со скоростью, которая кажется вам около двухсот миль в час… пока вы не прибыли, плавно замедляясь, на берег и не утонули среди мягких, текущих волн».

Исследователь Питер Робинсон из Музея британского серфинга говорит, что Агата Кристи, вероятно, является одним из первых британских «стоячих серферов », наряду с Эдвардом, принцем Уэльским , который также занимался серфингом в Вайкики в 1920 году и впоследствии стал королем Эдуардом. VIII Англии на год. Чтобы не отставать, позвольте мне напомнить моим читателям, что Агата Кристи — литературная королевская особа, почитаемая как королева преступного мира . В 1971 году королева Елизавета II сделала ее дамой Британской империи в Букингемском дворце .

Современный серфинг в Муйзенберге, Южная Африка

Аудиокнига

Добавлено: Вт Авг 15, 2023 11:19 am

Без северо-сиятельной любви люди манекены

Игорь Леванов

Джеймс Фенимор Купер написал произведение «Монекены». Критика американской действительности в политической аллегории «Моникины» (The Monikins), его перестали считать великим американским писателем. Он говорил, что в названии соединил два слова «обезьяны» и «деньги». Не вдаваясь в тонкости произношения, возникает ассоциация с манекенами. «Манекен (фр. mannequin , от нидерл. mannekijn — человечек) — изделие, имитирующее форму тела человека: мужчины, женщины или ребёнка». Всё смешалось в этом мире, слова человек и деньги очень похожи.

Глядя на манекен, вспоминая произведение Купера «Монекен», начинаешь понимать, что деньги творят чудеса из «обезьян» человека делают. Деньги правят миром, а люди лишь манекены. Это можно, почувствовать, прислушавшись к звучанию слов.

Без северо-сиятельной любви люди манекены, потому что просто слово любовь в современном мире это просто игра в размножение. Северо-сиятельная любовь это олицетворение себя с любовью солнца к земле, на солнечный ветер земля отвечает северным сиянием. Воображение отличает человека от животных, без воображаемого космического уровня люди всего лишь манекены, они даже не животные, которые могут летать и плавать.
-----------------------------

ЛИТЕРАТУРА США ЭПОХИ РОМАНТИЗМА

http://t.libra.nsu.ru/media/biblUkazatel/Romantism_USA.pdf

В становлении американского романтизма прослеживается три этапа.

Первый этап – ранний американский романтизм (1820-1830-е годы). Его
непосредственным предшественником был предромантизм, развивавшийся
еще в рамках просветительской литературы (творчество Ф. Френо в поэзии,
Ч. Брокден Брауна – в жанре романа и др.). Крупнейшие писатели раннего
романтизма в США – В. Ирвинг, Д.Ф. Купер, У.К. Брайент, Д.П. Кеннеди
и др. С проявлением их произведений американская литература впервые
получает международное признание. Идет процесс взаимодействия
американского и европейского романтизма. Сохраняется тесная
преемственная связь с идеологией американского Просвещения.

Второй этап - зрелый американский романтизм (1840-1850-е годы).
К этому периоду относится творчество Н. Готорна, Э.А. По,Г. Мелвилла,
Г.У. Лонгфелло, У.Г. Симмса, писателей-трансценденталистов
Р.У. Эмерсона и Г.Д. Торо. Сложная и противоречивая реальность Америки
этих лет обусловила заметные различия в мироощущении и эстетической
позиции романтиков 40-50-х годов.

Третий этап – поздний американский романтизм (60-е годы). Это период
кризисных явлений в романтизме США. В этот период происходит резкое
размежевание внутри романтизма, вызванное Гражданской войной между
Севером и Югом.С одной стороны, выступает литература аболиционизма,
в рамках романтической эстетики протестующая против рабства с этических,
общегуманистических позиций. С другой стороны, литература Юга,
романтизируя и идеализируя «южное рыцарство», встает на защиту
исторически обреченного неправого дела и реакционного уклада жизни.
Аболиционистские мотивы занимают заметное место в творчестве писателей,
чье творчество сложилось в предшествующий период, – Лонгфелло,
Эмерсона, Торо и других, становятся основными в творчестве Г. Бичер-Стоу,
Д. Г. Уитьера, Р. Хилдрета и др.

Романтическое направление в литературе США не сразу после окончания
Гражданской войны сменяется реализмом. Сложным сплавом романтических
и реалистических элементов является творчество величайшего
американского поэта Уолта Уитмена. Романтическим мироощущением – уже
за пределами хронологических рамок романтизма – проникнуто творчество
Эмили Дикинсон. Романтические мотивы органично входят в творческий
метод Ф. Брет Гарта, М. Твена, А. Бирса, Д. Лондона и других писателей
США конца XIX - начала XX столетия.

История зарубежной литературы ХIХ века / Под ред. Н.А.Соловьевой. М.: Высшая школа, 1991.

---------------------------
Познакомимся с биографией автора романа "Моникены"?

Знаменитый американский писатель начала 19 века, автор приключенческих романов о первых поселенцах и индейцах. Его самое известное произведение – роман «Последний из магикан».

Джеймс Фенимор Купер / James Fenimore Cooper родился 15 сентября 1789 в Берлингтоне, штат Нью-Джерси, в семье конгрессмена США Уильяма Купера / William Cooper и Элизабет Фенимор / Elizabeth Fenimore. Он был одиннадцатым из двенадцати детей. Один из его предков приехал в Новый свет из английского города Стрейтфорд-на-Эйвон, родины Шекспира. Вскоре после рождения Джеймса семья переехала в Куперстаун – городок, основанный его отцом на берегу озера Оцего.

В возрасте 13 лет Джеймс Фенимор Купер поступил в Йель, но спустя три года был исключен из-за розыгрыша сокурсника.

В 1806 17-летний Купер решил стать моряком и записался на торговый корабль. За время плавания он успел побывать у берегов Англии и Испании. К 1811 он стал мичманом молодого военно-морского флота США. Приказ о присвоении ему офицерского звания был подписан будущим президентом США Томасом Джефферсоном. После нескольких походов Купер вернулся в родной штат Нью-Йорк, где участвовал в строительстве шхуны, предназначавшейся для войны с Англией. В свободное время Джеймс Фенимор Купер часто бродил по лесам и исследовал окрестности озера, где жили индейцы.

В возрасте 20 лет Джеймс Фенимор Купер получил от своего отца наследство.

В 1820 жена поспорила с Купером, сможет ли он написать книгу лучше, чем та, что она читает. В ответ Джеймс Фенимор Купер написал роман «Предосторожность» и опубликовал его под псевдонимом. В 1823 он написал «Пионеров», где впервые появился вождь дэлаверов Чингачгук. В 1826 году он стал главным героем самого знаменитого романа Джеймса Фенимора Купера «Последний из могикан». Это был один из самых популярных романов в Америке 19 века.

В том же году Купер переехал с семьей в Европу, где надеялся получить больший доход от книг и дать детям хорошее образование. В этот период он начал писать романы на морскую тему: «Красный корсар» и «Морскую волшебницу». В Париже он также писал для французских журналов статьи на политические темы, в которых защищал свою родину. Европейская история вдохновила его на создание романа «Браво, или в Венеции».

В 1833 году Куперы вернулись в США и отреставрировали усадьбу в Куперстауне, построенную отцом писателя.

В 1839 Джеймс Фенимор Купер закончил свой труд «История военно-морского флота США», материалы для которого он собирал 14 лет.

В 1840 Купер вернулся к приключенческому жанру и написал роман «Следопыт, или На берегах Онтарио». Спустя год вышел еще один знаменитый роман Джеймса Фенимора Купера «Зверобой, или Первая тропа войны».

В 1847 он написал утопию «Кратер» об истории США. Его последняя книга «Новые веяния» вышла в 1850 году.

В 1811 Джеймс Фенимор Купер женился на богатой наследнице Сьюзен Аугусте де Лэнси / Susan Augusta de Lancey. У супругов родилось семеро детей, двое из которых скончались в младенчестве.

Дочь Джеймса Сьюзен Фенимор Купер стала писательницей и активной суфражисткой. Писатель стал и его праправнук Пол Фенимор Купер / Paul Fenimore Cooper.

Смерть Джеймса Фенимора Купера / James Fenimore Cooper
Писатель скончался 14 сентября 1851 года от водянки, накануне своего 62-го дня рождения. Его супруга пережила его на несколько месяцев.

-----------------

Лучшая рецензия на книгу "Моникены"

Вы, возможно, и не подозреваете, что Фенимор Купер - тот самый Купер, который "про индейцев" - писал еще и едкую социальную сатиру. "Моникины" - то, что называется "дистопией", то есть местом неприятным, в отличие от антиутопии, где вообще все плохо. Дистопия вышла забористой. Сюжет... ну, сюжета таким произведениям от века не полагается. Скажем так: некий Джон Голденкалф желает поразить мир своей благотворительностью и от широты душевной спасает от жестокого обращения четырех обезьянок. Обезьяны-моникины оказываются разумными, и вот уже в компании бравого капитана-янки все они плывут в моникинские страны - Высокопрыгию и Низкопрыгию. И всё-то у них там, как у людей. В Высокопрыгии царствует король, которого, впрочем, никто и никогда не видел и за которого правят другие. В Низкопрыгии превыше всего конституция, вот только сослаться на нее в законодательном собрании - значит нанести депутатам личное оскорбление. Судья Друг Нации, умеющий создать себе нужный имидж, всегда на плаву, а участь бригадира Прямодушного оказывается печальна. Страсть к длинным хвостам аристократии одинакова в обеих странах (даже если низкопрыгийцы ее отрицают), и обе их время от времени накрывает великое нравственное затмение. Впрочем, как постоянно приговаривает Прямодушный, «так уж водится у нас, моникинов, но, без сомнения, люди поступают лучше». Словом, весьма жестко для своего времени, да и для нашего актуально. Вот только тяжеловесно до предела, заполнено длинными рассуждениями, а в финале для самых непонятливых еще и снабжено моралью на несколько страниц, вроде как в эзоповых баснях, если их растянуть до размеров романа.
Подробнее на livelib.ru:
https://www.livelib.ru/book/1000115455-monikiny-fenimor-kuper

Добавлено: Пн Авг 21, 2023 12:22 pm

Lois писал(а):

Писал много лет. Там есть и фантастические рассказы ( не без морали), эссе, статьи ( в том числе философские). В общем на многие-многие вкусы.

Долгие размышления создают богатую плодоношением почву. Медитация всегда впереди творения, что вполне соответствует русской поговорке: семь раз отмерь, один раз отрежь. Так портной, прежде чем кроить ценную материю, будет тщательно вымерять и промерять её под точные размеры так, чтобы, как говорится, небо и земля, мысль и тело встали в равновесие (гармонию) в единой одежде.

Предлагаю в квази-пространстве, что переводится с латинского - "якобы пространство", то есть простор для размышления, статью Н.М.Карамзина "О ЛЮБВИ К ОТЕЧЕСТВУ И НАРОДНОЙ ГОРДОСТИ". Что можно сказать о любви? В русских народных сказках её часто изображают в виде стремления героя вызволить эту самую любовь из плена. Дурак Иван незаметно для себя теряет любовь, которую Кащей уносит за тридевять земель, и тогда герой на своей земле теряет всю ценность жизни, ставшей в одночасье немилой, нежеланной, померкнувшей во тьме.

Сказка - ложь, но в ней - намёк. Нужно прожить жизнь, чтобы увидеть этот самый намёк, пережив саму сказку былью. В советское время нас учили любви к Родине. Но, вырастая, тот же самый образованный, воспитанный на любви народ увлекается всем заграничным и позволяет самим увлечением опустится этой самой любви к родине как бы семенами снова во тьму почвы. Любовь к отечеству становится скрытой, а на поверхности остаётся только "ругань", "брань", "хула". Все, кто пережил это таинство жизни, знает, понимает намёк на квазипространство, на субъективные ощущения потери любви к своей земле, своему народу и гордости за предков, сумевших из пепла и краха Российской империи построить великолепную птицу Феникс - советскую культуру, или ту самую самобытность, в которой есть всё своё в самодостаточности того, что есть и в сильной ограниченности увлечения чем-то посторонним.

Зная о любви через опыты жизни, мы прекрасно понимаем, что юношеская влюблённость и постройка семейных отношений с одним партнёром - это как небо и земля, представление и быт, сопряжённый с постоянной работой сохранения равновесия между двумя партнёрами. Ведь любое изречение, рождающееся из противоречий партнёрского творчества ставит сам союз на край или крах обрушения брака, а значит, и брачных обещаний - быть преданным и заботиться друг о друге.

Когда-то единый народ снова прошёл испытания верой. Мы приходим к тому, отчего уходим, удаляемся освобождением от обязательств перед землей, родиной-матерью. Нет империи, союза ССР, нет и тех самых обязательств о заботе и процветании "материи" или "матери", дающей жизнь новому телу. Каждая часть общей Земли взращивает своего человека. Так в горах людей воспитывает высокогорный дух, бесстрашие к высоте, на море - свобода к передвижению по воде. Но в России, этой обширной территории, сочетается всё сразу. Здесь и равнины покоя, и горы, холмы, моря северные и южные. И сама душа народа полна разнообразия явлений в проявлении единодушных эмоций.

Нельзя сказать, что развал этой огромной территории и быстрый "отрез" без семи раз отмерок, не вызывал протест самой поспешностью решения - развалить то, что долго собиралось в одну семью. В имперской России политикой никогда не было стремления быстрого присоединения какой-то части земли к уже собранной в одно владение. Верой и воспитанием поколений в духе христианских традиций прививалось не желание властвовать над другими, горделиво собирая дань с "вассалов", колоний, а умение и желание возделывать то, что есть, использовать само пространство с толком. Все русские народные сказки по своей сути не отличались моральными помыслами от того, что звучало в клятве пионера или комсомольца, которой заключался всё тот же подобный брачный союз земли с сыном, человеком.

Вряд ли в уме (человеке) возникнут ориентиры-намёки на ЛЮБОВНЫЕ отношения со своей Землёй, Отечеством, если их не заложить в начале пути. Все хотят жить хорошо. Но что значит "хорошо"? Ориентиры под это "хорошо" даются - дружно, душа в душу, заботой друг о друге - в установках на будущую свободу творения самой жизни. Свобода в пространстве жизни такова, что ум не знает в начале пути ничего. И оттого нужны намёки для будущего творца. В воспитательно-обучающей среде вряд ли можно создать русло будущей жизни так, чтобы жизнь радовала, если вперёд ставится "гордыня" или превосходство одного партнёра над другим. Если бы на Руси проводилась такая политика, то она бы соответствовала так называемой фашисткой политике в превосходстве расы. И такая политика, как показывало само время, приводило к её краху. Нельзя жить хорошо или лучше, когда твой партнёр заведомо изначально ставится в положение раба или пресмыкающегося перед господином. Это не любовь, а её искажение в перетягивании идеи под желание отдельности в превосходстве. Одно дело - восхищение кумиром и желание подражания ему, а, следовательно, перестройка ума под личное достижение какого-то восхитившего тебя красотой и мощью пика, другое - подчинение воли кого-то под его личные нужды, в расчёты пути которого не входит ценностью твоя личная жизнь в общем благе. Ты никогда не станешь тем, кто пользуется на вершине жизни плодами своих усилий. И если нет такой цели - достичь блаженства жизни в гармонии - то сама жизнь теряет всякий смысл. Ни один кактус не расцветёт от полноты блаженства, если ему вменяется действие ограды куста розы. И пусть кактус сможет видеть в розе такие же колючки, ему самому не испытать блаженства, испускающего аромат от цветение счастьем откровения.

Самобытность народа - это гордость культуры, её цветение трудовыми подвигами и успехами. Этого всего было много в СССР. Но все достижения, превозносимые упорством труда, превратились в пыль сразу, как только культура американского народа стала главенствующей целью для тех, кто потерял свою любовь к родине, кто её разрушил, выставляя вперёд тиранов в однобокой жестокости по отношению к своему народу. Нам всем, родившимся в едином союзе, пришлось пережить этот упадок сил любви и очарования творцами. Тираном мы назвали бывших творцов народного счастья. И вместо с этой переменой опустились и вся культура, которая была призвана на пик восхищения. Так наше всё - Пушкин - стал служить в одночасье не народу и народной тропе, а тиранам народа, превратившись сразу чисто в придворного поэта. Зато Байрон вышел героем, заняв ту нишу, которую занимал Пушкин. Правда, без сказок Пушкина. А без сказок - это точно Байрон, а не Пушкин, поднявший народную культуру на пик общего достояния.

Сама смена культа относится к таинству жизни. Народу, потерявшему свои корни в поругании оных, поэзия Байрона чужда. Это просто образец мастерства личного достижения в "мрачном эгоизме". Барон - герой Греции в освободительной борьбе против османской империи. Байрон - лорд Англии, пэр, получивший сам титул в 10-летнем возрасте, но вместе с титулом к нему не пришло богатство, о котором нужно заботится для приумножения. Выбрав путь поэзии в качестве поприща, Байрон не связал сам путь с Родиной. Это скорее скитание юноши в поисках личного счастья на стороне, борьба за свободу и независимость того народа, с которым ты не связан узами питания(воспитания). Поменяв жизненные ориентиры, заменив Пушкина на Байрона, народ выбравший себе поэта в качестве общей цели взращивания ума в поприще, потерял и саму ценность Родины. Байрон другой, как сказал об этом Лермонтов. В поэзии Барона хорошо чувствуется несоответствие романтических идеалов и действительности. Это путник, не нашедший золотого равновесия между любовью и долгом, свободой и ответственностью. Разочарованное сердце с глубоким презрением к толпе, как сказал Белинский в своё время об увлечении помешательстве на поэзии Байрона, это те посевы в обучаемом процессе, которые юношу делают Онегиным, подобным старику, познавшего на своём веку все прелести жизни. Ставя такой образ поэзии на пьедестал, заменяя "Наше всё", путь юности уводится сразу в разочарование, в котором война - единственная отрада, позволяющая сердцу бросить вызов фатуму, обретая то самое презрение к мирной жизни, в коей восторги меняются равнодушием и покоем. Только без этого круговорота в поднятии духа и его спуске невозможно воспитать зёрна зрелости и мудрости самого опыта, когда ум осознаёт себя через действия и освобождается от вины, погружаясь в отраду вечного блаженства бытия.

Если в поэзии Пушкина встречается ВСЁ, поднято всё бытие в его монолитном единстве, то в 36-летнем Байроне на момент его гибели жизнь в понимании остаётся незавершённой и не принятой в целостности, как у Пушкина и других классиков русской литературы. Оттого на какую-то часть пути заложенный Байроным ориентир может служит чувству переживания на данный момент опорой, но в другой части жизни этого постамента в английском поэте не найдёшь. Заменяя Пушкина на Байрона воспитатели целого поколения будущих творцов явно не просчитывают шаги и опоры под всю жизнь. И нам приходится опираться на старых проверенных классиков, в которых мудрость создаёт вековое равновесие при смене шагов даже на мировой политической арене.

О ЛЮБВИ К ОТЕЧЕСТВУ И НАРОДНОЙ ГОРДОСТИ

Добавлено: Вт Авг 22, 2023 9:32 pm

mitiay писал(а):

Паустовский Константин - Телеграмма

Нужно добавить, что Константин Паустовский несколько раз номинировался на Нобелевскую премию. Но удостоился только преклонения великой актрисы. ) Среди поклонников Марлен Дитрих были Эрнест Хемингуэй и Мария Ремарк - писатели с мировой славой.

Накануне визита Марлен Дитрих в СССР Константин Паустовский, которому на тот момент шел уже 72-й год, перенес инфаркт. Несмотря на плохое самочувствие, он пришел на концерт голливудской звезды в Центральном доме литераторов. Узнав о том, что ее кумир – в зале, Марлен попросила выйти его на сцену. На глазах у изумленной публики она в своем шикарном платье опустилась на колени и поцеловала руку ошарашенному писателю. Узкое платье затрещало по швам, стразы рассыпались по сцене. Но актриса не обратила на это внимания. Она объяснила, что прочла книг немало, но ни один писатель не производил на нее такого впечатления, и что у нее русская душа. Зрители аплодировали стоя.

На тот момент Паустовскому был 71 год, Марлен - 62 г.

Фотография коленопреклонённой Марлен случайная. Всё произошло случайно и быстро. Фоторепортёры, коих было много на концерте Дитрих, просто растерялись. Фотография, облетевшая весь мир, была сделана простым зрителем. Её я вставила в твой пост.

В своей книге «Размышления» (глава «Паустовский») она описала их встречу, которая состоялась в 1964 году во время её выступления в ЦДЛ[25]:

Однажды я прочитала рассказ «Телеграмма» Паустовского. (Это была книга, где рядом с русским текстом шёл его английский перевод.) Он произвёл на меня такое впечатление, что ни рассказ, ни имя писателя, о котором никогда не слышала, я уже не могла забыть. Мне не удавалось разыскать другие книги этого удивительного писателя. Когда я приехала на гастроли в Россию, то в московском аэропорту спросила о Паустовском. Тут собрались сотни журналистов, они не задавали глупых вопросов, которыми мне обычно досаждали в других странах. Их вопросы были очень интересными. Наша беседа продолжалась больше часа. Когда мы подъезжали к моему отелю, я уже всё знала о Паустовском. Он в то время был болен, лежал в больнице. Позже я прочитала оба тома «Повести о жизни» и была опьянена его прозой. Мы выступали для писателей, художников, артистов, часто бывало даже по четыре представления в день. И вот в один из таких дней, готовясь к выступлению, Берт Бакарак и я находились за кулисами. К нам пришла моя очаровательная переводчица Нора и сказала, что Паустовский в зале. Но этого не могло быть, мне ведь известно, что он в больнице с сердечным приступом, так мне сказали в аэропорту в тот день, когда я прилетела. Я возразила: «Это невозможно!» Нора уверяла: «Да, он здесь вместе со своей женой». Представление прошло хорошо. Но никогда нельзя этого предвидеть, — когда особенно стараешься, чаще всего не достигаешь желаемого. По окончании шоу меня попросили остаться на сцене. И вдруг по ступенькам поднялся Паустовский. Я была так потрясена его присутствием, что, будучи не в состоянии вымолвить по-русски ни слова, не нашла иного способа высказать ему своё восхищение, кроме как опуститься перед ним на колени. Волнуясь о его здоровье, я хотела, чтобы он тотчас же вернулся в больницу. Но его жена успокоила меня: «Так будет лучше для него». Больших усилий стоило ему прийти, чтобы увидеть меня. Он вскоре умер. У меня остались его книги и воспоминания о нём. Он писал романтично, но просто, без прикрас. Я не уверена, что он известен в Америке, но однажды его «откроют». В своих описаниях он напоминает Гамсуна. Он — лучший из тех русских писателей, кого я знаю. Я встретила его слишком поздно.

Мировое признание

В 1950-е годы Паустовский жил в Москве и в Тарусе на Оке. Стал одним из составителей важнейших коллективных сборников демократического направления времён оттепели «Литературная Москва» (1956) и «Тарусские страницы» (1961). Более десяти лет вёл семинар прозы в Литературном институте им. Горького, был заведующим кафедрой литературного мастерства. Среди учащихся на семинаре Паустовского были: Инна Гофф, Владимир Тендряков, Григорий Бакланов, Юрий Бондарев, Юрий Трифонов, Борис Балтер, Иван Пантелеев. В своей книге «Превращения» Инна Гофф писала о К. Г. Паустовском[18]:
Я часто о нём думаю. Да, он обладал редкостным талантом Учителя. Не случайно среди его страстных поклонников много учителей. Он умел создать особую, таинственно-прекрасную атмосферу творчества, — именно это высокое слово хочется здесь употребить.

В середине 1950-х годов к Паустовскому пришло мировое признание. Получив возможность путешествовать по Европе, он побывал в Болгарии, Чехословакии, Польше, Турции, Греции, Швеции, Италии и др. странах. Отправившись в 1956 году в круиз вокруг Европы, он посетил Стамбул, Афины, Неаполь, Рим, Париж, Роттердам, Стокгольм. По приглашению болгарских писателей К. Паустовский посетил Болгарию в 1959 году. В 1965 году некоторое время жил на о. Капри. В том же 1965 году был одним из вероятных кандидатов на Нобелевскую премию в области литературы, которая в итоге была присуждена Михаилу Шолохову. В книге «Лексикон русской литературы XX века», написанной известным немецким славистом Вольфгангом Казаком, об этом было сказано следующее:

Внутреннее решение о присуждении ему Нобелевской премии не воплотилось в жизнь по политическим причинам.

Вторично Паустовский был кандидатом на Нобелевскую премию в 1967 году, он был номинирован членом Шведской академии, писателем и впоследствии лауреатом Нобелевской премии (1974) Эйвиндом Юнсоном. Однако Нобелевский комитет отклонил кандидатуру Паустовского с формулировкой, которая стала известна только в 2017 году: «Комитет хотел бы подчеркнуть свой интерес к этому предложению по русскому писателю, однако по естественным причинам оно должно быть пока отложено в сторону». Вероятной причиной отказа стал анализ творчества Паустовского, выполненный литературный критиком Эриком Местертоном. Его резюме гласило: «В современной русской литературе Паустовский, бесспорно, занимает выдающееся место. Но он не является большим писателем, насколько я понимаю… Паустовский — писатель с большими заслугами, но также и с большими недостатками. Я не нахожу, что его заслуги могут перевесить недостатки настолько, чтобы можно было мотивировать присуждение ему Нобелевской премии». В итоге премию 1967 года получил гватемальский писатель и дипломат Мигель Анхель Астуриас. В 1968 году Паустовский вновь был номинирован и входил в число основных кандидатов на Нобелевскую премию, но умер до выбора лауреата.

С корнями писателя и его биографией можно ознакомиться и в Википедии. Биография очень богатая и говорит гораздо больше написанного. В наши неспокойные времена она как бы отражается зеркально. В его очерках и статьях отражены все поездки по огромной стране, в которых рассказывалось и о людях с разным менталитетом. Честно, не знаю, писал ли он что-то о Пушкино - моём родном городе, который долгое время был дачным посёлком. Очевидно, что дачи были съемные, потому их не сочли нужным сохранять. Ни дачи Пришвина, ни Паустовского у нас уже нет, как нет и табличек с надписями. Возродили только дачу Маяковского.

Меняются эпохи, одни таланты уходят, другие приходят, чтобы осветить свой мир. И для своего времени писатель Константин Паустовский сделал много, чтобы поколения, начавшие свой путь с его книг или фильмов, мультфильмов по его произведениям, были романтиками в душе и не увлекались политикой, приводящей к фашизму или другому -изму, а любили мирный труд писателей, музыкантов. Его удивительный рассказ "Корзина с еловыми шишками" про Эдварда Грига мною был любим больше, чем красивая повесть про Ассоль и алые паруса Грина, потому как в нём отражалась не только сказочная романтика, но и возможность человека найти тот путь, который будет освещён радостью всю жизнь.

Добавлю, что последние годы писатель провёл в Тарусе. С этим городом связано имя Марины Цветаевой. Любители поэзии знают про Тарусу, как нечто печальное, но освещённое музой и проводимыми там праздниками поэзии. Паустовский же добивался улучшения быта тарусцев, где не было построено ни одного нового дома после революции, а потому даже почётные трудовики жили в трущобах. Писатель также выступал много раз против произвола и бездумной и необоснованной вырубки леса вокруг. Благодаря его усилиям и его почину Тарусский заказник, или Приокско-Террасный природный биосферный заповедник, где поныне гуляет "исчезнувший вид" - зубры, в 1979 году одним из первых в СССР был наделен статусом биосферного резервата. Он подтвержден сертификатом ЮНЕСКО. ) Про заповедник у меня даже целая книга была, но нигде я не слышала имя Паустовского. И это меня несколько озадачивает. Если встреча с Марлен подтверждена хотя бы фотографией и книгой актрисы, то участие в защите природы Паустовским известна только по его книгам, прививающим любовь к природе и человеку. Привить и сохранить в сердце любовь к своей земле - самая достойная цель учителя, которого называют писателем.

"Золотая роза" на брифли

Слушать

Это произведение относится к вечной литературе.

Ниже предлагаю рассказ Паустовского К.Г. из "Книги о жизни. Беспокойная юность" и рассказ, относящийся к временному контенту. Паустовский вспоминает свою работу в депо и старичка, который издевался на кондукторами, найдя способ проезда "зайцем".

Старик со сторублёвым билетом

В заключении предлагаю ознакомиться с Паустовским-фотографом

Добавлено: Пн Авг 28, 2023 6:18 pm

Виктор Пелевин. Рассказ "Спи"

На одной из лекций по марксистско-ленинской философии, Никита Сонечкин сделал одно открытие. Стоило маленькому доценту войти в аудиторию, как Никиту начинало клонить в сон. А когда доцент принимался говорить и показывать пальцем в люстру, Никита засыпал. Оказалось, что спят вокруг почти все. Говорить во сне было трудно, но возможно, как показывал пример лектора. Спящие пассажиры метро ухитряются переругиваться и удерживать на весу тяжелые сумки. Все скандалы и непонимания ничего не стоит предотвратить, если засыпать в самом начале беседы. Глядя на фигурки людей, Никита с тоской думал, что до сих пор не знает ни содержания их сновидений, ни отношения, в котором для них находятся сны и явь, и что ему совсем некому пожаловаться на приснившийся кошмар или поговорить о снах, которые ему нравятся.

Добавлено: Чт Сен 07, 2023 11:39 pm

Тиль Уленшпигель

В самые трудные времена в условиях сильной зажатости обстоятельствами и казалось бы безвыходными ситуациями есть люди, которые саму серьёзность оборачивают смехом и шуткой. Таков был народный герой Тиль Уленшпигель, Ходжа Насреддин, Василий Тёркин...

"Тиль" переводится на русский, как "сова", а "шпигель" - "зеркало". Но у этого "зеркала" есть и ещё одно значение - то, что ниже спины.

Странник и скиталец в европейской и русской литературах

Русские стараются постигнуть жизнь не через знание. Русский идеал — не фаустовская учёность. “Русский идеал — святость”, — утверждает Константин Леонтьев. Русского человека непрестанно волнует вопрос: как жить свято? Он постоянно занят поиском путей к праведной жизни. Обширна литература об утомлённом жизнью страннике, ищущем свободу в странствии и нищенстве — ведь “всяк живущий на земле есть путник”. Единственным условием спасения души является уход из церкви, из мира, из жизни в “сердечные пещеры” — ведь “мир во зле лежит”.

Распространение многочисленных русских скитальцев во время и после царствования Петра I имеет свои исторические причины. В России твёрдые устои старого уклада патриархальной жизни были подорваны реформами Петра. Им были сделаны первые значительные шаги, чтобы включить огромную страну в экономическое и духовное кровообращение Европы. К концу приближался период азиатского застоя, который превратил неподвижность в безвременность. В истории России начался новый период развития, полный противоречий разного характера. Патриархальные традиции ослабели, а новые ещё не укрепились. Чаадаев одним из первых обратил внимание на сдвиги вековых опорных столпов, вызывающие душевное состояние исторической бесприютности у русских.

В «Философических письмах» он пишет: “Взгляните вокруг себя. Не кажется ли, что всем нам не сидится на месте. Мы все имеем вид путешественников. Ни у кого нет определённой сферы существования, ни для чего не выработано хороших привычек, ни для чего нет правил; нет даже домашнего очага; нет ничего, что привязывало бы, что пробуждало бы в вас симпатию или любовь, ничего прочного, ничего постоянного; всё протекает, всё уходит, не оставляя следа ни вне, ни внутри вас. В своих домах мы как будто на постое, в семье имеем вид чужестранцев, в городах кажемся кочевниками, и даже больше, нежели те кочевники, которые пасут свои стада в наших степях, ибо они сильнее привязаны к своим пустыням, чем мы к нашим городам”.

В романтическом произведении Шарля де Костера события переносятся в XVI век. Самое известное предисловие к роману Де Костера написал Константин Паустовский, о котором мы недавно вспоминали здесь. Не будем гнаться за новым и сенсационным, остановим свой взгляд на вечном. В нём гармония или равновесие уже установлено, а потому остаётся только переживая, наслаждаться великолепием творческой игры в образы, события, остающиеся неизменными при любой смене костюма или страны. )

Шарля де Костера «Легенда о Тиле Уленшпигеле и Ламме Гудзаке, их приключениях — забавных, отважных и достославных во Фландрии и иных странах»

Добавлено: Пн Сен 11, 2023 10:47 pm

- Знаешь, как я представляю себе бога? -- сказал он. -- в виде
колоссального неведомого нам производительного органа, рассеивающего в пространстве миллиарды миров, словно рыба, которая мечет икру одна в целом море. Он творит, ибо такова его божественная функция, но он сам не знает, что делает; его плодовитость бессмысленна, он даже не подозревает, какие разнообразные сочетания дают разбросанные им семена. Человеческая мысль - какая-то счастливая случайность в этой его творческой деятельности, мелкая преходящая, непредвиденная случайность, которая обречена исчезнуть вместе с землей и, быть может, возникнуть вновь где-либо в пространстве, - возникнуть в том же или ином виде, в новых сочетаниях извечных начал. Этой ничтожной случайности -- нашему сознанию -- мы обязаны тем, что нам так плохо а этом мире, созданном не для нас и не приспособленном к тому, чтобы принимать, размещать, кормить и удовлетворять мыслящие существа. Сознанию же мы обязаны и тем, что вынуждены -- если только мы действительно утончены и культурны - постоянно бороться против того, что все еще называется путями провидения...

Гранден, слушавший его внимательно и давно уже знакомый с яркими
вспышками его воображения, спросил:
- Значит, по-твоему, человеческая мысль есть случайное порождение
слепого божественного промысла?
- Да, черт возьми! Непредвиденную функцию нервных центров нашего мозга можно сравнить с химическими реакциями, которые получются при неожиданном сочетании элементов, а также с электрической искрой, вспыхивающей от трения или при случайном взаимодействии некоторых тел, - словом, со всеми
явлениями, какие порождаются бесконечным и плодотворным разнообразием живой материи.

И доказательства этого, дорогой мой, так и бросаются в глаза всякому, кто оглянется вокруг себя. Если бы человеческая мысль входила в намерения сознающего свои цели творца и должна была быть тем, чем она стала, - такой непохожей на мысль животного, такой требовательной, ищущей, любознательной, беспокойной, то неужели мир, созданный для таких существ, какими мы являемся сейчас, сводился бы к этому неудобному и тесному загону для скота, к этим
грядам салата, к этому шарообразному, лесистому и каменистому огороду, где нам по воле нашего непредусмотрительного провидения следовало бы жить голыми в пещерах или под деревьями, питаться трупами животных -- наших братьев -- или сырыми овощами, выросшими под солнцем и дождем?

Но стоит задуматься на миг, и станет понятно, что этот мир сотворен не для таких существ, как мы. Мысль, каким-то чудом расцветшая и развившаяся в ячейках нашего мозга, мысль, бессильная, невежественная и неясная, какова она есть и какой останется навсегда, делает всех нас, мыслящих людей, вечными и несчастными изгнанниками на этой земле.

Взгляни на нее, на эту землю, которую бог дал ее обитателям. Разве не ясно, что она со своими растениями и лесами предназначена исключительно для животных? Что найдется на ней для нас? Ничего. А для них все: пещеры, деревья, листья, родники -- жилища, еда и питье. Так что привередливые люди вроде меня никогда и не могут чувствовать себя здесь хорошо. Довольны и удовлетворены только те, кто приближается к животным. А как же прочие -- поэты, утонченные и беспокойные души, мечтатели, исследователи? Ах, бедняги!

Я ем капусту и морковь, черт побери, ем лук, репу и редиску, - ем
потому, что пришлось к этому привыкнуть, даже найти в них вкус, и потому, что ничто другое не растет; но ведь это же еда для кроликов и коз, как трава и клевер -- еда для коров и лошадей! Когда я вижу колосья зрелой пшеницы в поле, то не сомневаюсь, что все это выращено землей для воробьиных и ласточкиных клювов, а никак не для моего рта. Стало быть, когда я жую хлеб, то обкрадываю птиц, а когда ем курицу, то обкрадываю лисиц и ласок. Разве перепелка, голубь и куропатка не естественная добыча для ястреба? И ведь
баран, козел или бык -- скорее добыча для крупных хищников, чем то жирное мясо, которое нам подают зажаренным, с трюфелями, специально для нас вырытыми из земли свиньей.

Но, дорогой мой, ведь животным ничего не надо делать, что бы жить здесь. Они дома, у них готовые стол и квартира, им остается только пастись или охотиться и пожирать друг друга соответственно своему инстинкту: бог никогда не предвидел любви и мирных нравов; он предвидел только смерть живых существ, ожесточенно убивающих и пожирающих друг друга.

А мы!.. Ах, сколько потребовалось нам труда, сил, терпения,
изобретательностям, фантазии, предприимчивости, способностей, таланта, чтобы сделать эту каменистую, проросшую корнями почву сколько-нибудь обитаемой!

Подумай, чего мы только ни сделали вопреки природе и против природы, чтобы устроиться хотя бы сносно, хоть как-нибудь, хоть сколько-нибудь удобно, хоть сколько-нибудь изящно, но все еще недостойно нас!

И чем мы цивилизованнее, чем умнее и утонченнее, тем больше нам
приходится побеждать и подчинять себе животный инстинкт, который заложен в нас по воле бога.

Текст

Добавлено: Чт Окт 26, 2023 8:00 pm

Человек улетел. Летать не запрещено

В 1982 году Ларри Уолтерс, пенсионер из Лос-Анджелеса решил осуществить давнюю мечту - полететь, но не на самолете. Он изобрел собственный способ путешествовать по воздуху. Уолтерс привязал к удобному креслу сорок пять метеорологических шаров, наполненных гелием, каждый из которых имел метр в диаметре. Он уселся в кресло, взяв запас бутербродов, пиво и дробовик. По сигналу, его друзья отвязали веревку, удерживавшую кресло. Ларри Уолтерс собирался плавно подняться всего на тридцать метров, однако кресло, как из пушки, взлетело на пять километров.
Соседи обсуждают. Звонить ли 911? Зачем? Человек улетел. Летать не запрещено. Закон не нарушен. Насилия не было. Америка - свободная страна. Хочешь летать - и лети к чертовой матери.

...Часа через четыре диспетчер ближнего аэропорта слышит доклад пилота с заходящего лайнера:
- Да, кстати, парни, вы в курсе, что у вас тут в посадочном эшелоне какой-то мудак летает на садовом стуле?
- Что-что? - переспрашивает диспетчер, галлюцинируя от переутомления.
- Летает, говорю. Вцепился в свой стул. Все-таки аэропорт, я и подумал, мало ли что...
- Командир, - поддает металла диспетчер, - у вас проблемы?
- У меня? Никаких, все нормально.
- Вы не хотите передать управление второму пилоту?
- Зачем? - изумляется командир. - Вас не понял.
- Борт 1419, повторите доклад диспетчеру!
- Я сказал, что у вас в посадочном эшелоне мудак летает на садовом стуле. Мне не мешает. Но ветер, знаете...
Диспетчер врубает громкую трансляцию. У старшего смены квадратные глаза. В начало полосы с воем мчатся пожарные и скорая помощь. Полоса очищена, движение приостановлено: экстренная ситуация. Лайнер садится в штатном режиме. По трапу взбегают фэбээровец и психиатр.

Доклад со следующего борта:
- Да какого еще хрена тут у вас козел на воздушных шариках путь загораживает! Вы вообще за воздухом следите?
В диспетчерской тихая паника. Неизвестный психотропный газ над аэропортом.
- Спокойно, кэптен. А кроме вас, его кто-нибудь видит?
- Мне что, бросить штурвал и идти в салон опрашивать пассажиров, кто из них ослеп?
- Почему вы считаете, что они могут ослепнуть? Какие еще симптомы расстройств вы можете назвать?
- Земля, я ничего не считаю, я просто сказал, что эта гадская птица на веревочках работает воздушным заградителем. А расстройством я могу назвать работу с вашим аэропортом.
Диспетчер трясет головой и выливает на нее стакан воды и, перепутав руки, чашечку кофе: он утерял самоконтроль.

Третий самолет:
- Да, и хочу поделиться с вами тем наблюдением, джентльмены, что удивительно нелепо и одиноко выглядит на этой высоте человек без самолета.
- Вы в каком смысле??!!
- О. И в прямом, и в философском... и в аэродинамическом.
В диспетчерской пахнет крутым первоапрельским розыгрышем, но календарь дату не подтверждает. Четвертый борт леденяще вежлив:
- Земля, докладываю, что только что какой-то парень чуть не влез ко мне в левый двигатель, создав угрозу аварийной ситуации. Не хочу засорять эфир при посадке. По завершении полета обязан составить письменный доклад.
Диспетчер смотрит в воздушное пространство взглядом Горгоны Медузы, убивающей все, что движется.

- ...И скажите студентам, что если эти идиоты будут праздновать Хэллоуин рядом с посадочной глиссадой, то это добром не кончится! - просит следующий.
- Сколько их?
- А я почем знаю?
- Спокойно, борт. Доложите по порядку. Что вы видите?
- Посадочную полосу вижу хорошо.
- К черту полосу!
- Не понял? В смысле?
- Продолжайте посадку!!
- А я что делаю? Земля, у вас там все в порядке?
- Доложите - вы наблюдаете неопознанный летательный объект?

Полностью рассказ здесь вместе с реальной историей, породившей "кластерное раздувание". Ларри Флайту в момент полета был 31 год. До пенсии он не дожил.

Добавлено: Вт Ноя 21, 2023 12:40 am

Вполне возможно, что когда-нибудь историю русской поэзии разделят на ломоносовский, лермонтовский и хлебниковский периоды.
— В.Ф. Марков

О сбрасывании классиков с парохода современности
Александр Жолковский

Фраза о сбрасывании классиков с корабля современности давно вошла в пословицу. Но, как это бывает, не в виде точной цитаты из первоисточника, а отшлифованная народным употреблением.

В манифесте футуристов «Пощечина общественному вкусу» (1912) стояло:

Бросить Пушкина, Достоевского, Толстого и проч. и проч. с Парохода современности.
Русский футуризм 2000: 41

То есть, там фигурировал не корабль, а пароход, который воспринимался как знамение технического прогресса (не всегда, правда, успешного, — учитывая недавнюю гибель «Титаника»). Но с тех пор устарел, как устаревает все новое и потому привязанное ко времени, уступив место прекрасно сохранившемуся в языке кораблю.

Кроме того, классиков предлагалось с этого парохода не сбросить, а бросить. Разница, казалось бы, невелика, но она есть. В сбросить важен элемент удаления, наводящий на мысль не столько о реальном сбрасывании ненужного балласта — за борт, сколько о переносном — со счетов, то есть о банальном устранении конкурентов с литературного рынка. Бросить — грубее, потому что сосредотачивается не на удалении откуда-то, а на кидании куда-то, в данном случае, в морскую пучину.

А что имели в виду авторы? Крученых вспоминал:

Я предложил: „Выбросить Толстого, Достоевского, Пушкина”. Маяковский добавил: „С Парохода современности”. Кто-то — „сбросить с Парохода”.
Маяковский: „Сбросить — это как будто они там были, нет, надо бросить с парохода...”

Этот вариант и был принят.

Вслушаемся в аргументацию Маяковского. Сбросить/выбросить значило бы признать, что „они там были”, поэтому надо бросить. Но если их там не было, чего о них тревожиться? Достаточно их на свой “литерный” пароход не пускать. Для того же, чтобы их оттуда, где их не было, бросить, их надо сначала туда доставить. И тогда акция приобретает отчетливый смысл. Речь идет не просто о свержении классиков с литературного Олимпа, а об убийстве, точнее — о казни.

С появлением пароходов технические возможности применения судов в качестве орудий казни расширились. Так, в Крыму, в частности в Евпатории, с приходом большевиков в январе 1918 г. производились массовые аресты и казни.

2 марта 1918 г. Бунин в Москве записывал:

Читал о стоящих на дне моря трупах, — убитые, утопленные офицеры.
«Окаянные дни»

Связующим звеном между традиционными жестокостями типа килевания и большевистским насилием 1918 г. могли послужить знаменитые массовые утопления в Луаре “контрреволюционеров” (в т.ч. священников, женщин и детей) в ходе якобинского террора в Нанте (ноябрь 1793 – январь 1794)

Утопление в Луаре по приказу Свирепого Каррье. (В Википедии этому событию посвящена страница)
---------------
Жан-Батист Каррье по прозвищу "Утопитель" (1756- Казнен 24 декабря 1794 в Париже), депутат Национального Конвента, якобинец, комиссар во Фландрии и Нормандии. В октябре 1793 г. прославился чудовищной расправой в Нанте: утопил в Луаре более пяти тысяч пленных (!!!) арестованных противников Французской республики.
издание Франция- Париж, 1804 год
Автор- Свебаш, Жак Франсуа (1769—1823) Франция,
гравёр Берто, Пьер-Габриэль (1737-1831).
рисовальщик- Дюплесси-Берто, Жан (1750-1818 гг.)
----------------

Но вернемся в 1918 г. Евпаторийские казни попали и в поэзию. У Валентина Парнаха, пионера советского джаза, среди стихов на излюбленную им тему модернистской танцевальной эксцентрики есть стихотворение «Танец в мешке» (1922) о подводном danse macabre жертвы такой казни. (В ссылочной статье стих приведён полностью).

Пароход как сценическая площадка для революционного разгула был с программным максимализмом использован соратником футуристов Эйзенштейном в «Броненосце Потемкине», где восставшие матросы с многочисленными вариациями убивают и бросают за борт офицеров.

В частности — судового врача, от которого остается только крупным планом качающееся на шнурке пенсне, символ гнилого интеллигентского прошлого.

На этом фоне скорее гуманно выглядит карательное применение парохода Лениным, не понимавшим футуристических вывертов, но придумавшим осенью 1922 года выслать из страны цвет российской интеллигенции на так называемом философском пароходе, точнее, на двух — «Обербургомистре Хакене» и «Пруссии».

Этот акт массового остракизма, примененного философом на троне к своим оппонентам взамен смертной казни, все-таки ближе — как по смыслу, так и по результатам, — к выбросить («за границу, чтобы их тут не было»), чем к бросить («чтобы их уничтожить»).

----------------------------

Парой лет позже, после размолвки с Маяковским, Северянин, одно время выступавший вместе с ним, написал строки, ставшие своего рода контрлозунгом: „Не Лермонтова — „с парохода“, А бурлюков — на Сахалин!“ («Поэза истребления», 1914; Северянин 1999: 141).
Радикально иную разработку того же топоса находим у Александра Кушнера — в стихотворении «С парохода сойти современности» (2004):

С парохода сойти современности
Хорошо самому до того,
Как по глупости или из ревности
Тебя мальчики сбросят с него.

Что их ждет еще, вспыльчивых мальчиков?
Чем грозит им судьба вдалеке? ‹...›

Пароход-то огромный, трехпалубный,
Есть на нем биллиард и буфет,
А гудок его смутный и жалобный:
Ни Толстого, ни Пушкина нет ‹...›

Добавлено: Чт Ноя 23, 2023 11:45 am

Беседа об извечной борьбе духовного идеала с установленными границами общественной морали. )

Ссылка на указанную в ролике книгу Л.С.Выготского Мышление и речь

Добавлено: Чт Ноя 30, 2023 5:38 pm

"...Кряклого мы не любили. Он всегда казался нам каким-то особенно противным. Спорил до визга и слëз по любому поводу, жульничал и пакостил. Он походил на злобного бесëнка.
Выгонят его из игры - он в крик. Ругался матом, несмотря на свои двенадцать лет, Кряклый виртуозно.
Закончилось это печально для скандалиста. Его перестали вызывать на улицу.
На игру деревенской ребятни Кряклый мог посмотреть только издалека. С ним не хотели даже разговаривать. Но Кряклый не предпринял никаких попыток повиниться перед бывшими товарищами.
Он повëл себя уж совсем упрямо и глупо: сблизился с семилетним Глебкой-мокроштаном, внуком бабки Артамонихи, и кривоглазой Людкой-обжорой. Эти изгои днями копошились в пыли возле амбара людкиной тëтки, делая вид, что играют в салочки и лапту...
- А, падлы! - завидя нас, злобно орал Кряклый из-за заплота, - а у меня теперя своя команда! И вас мне теперя не надь!..."
.....
В. Юровских, "Сорочья быль"

Добавлено: Ср Дек 13, 2023 10:29 am

Николай Гуданец
Забудь, прошу тебя
(фантастический рассказ)

- Тим, - сказал отец. - Ты опять взялся за свое?

Он стоял со свечой в распахнутом окошке. При холодном трепетном свете его лицо казалось гипсовым.

В испуге мальчик отпрянул. Свисающие ветви ивы расступились и окутали его темным шелестом.

- Не прячься - я все видел. Поговорить надо, Тим. Ты слышишь?

- Да... - отозвался мальчик.

- Давай сюда, сынок. Давай, пока не увидел никто. Не бойся, я тебя не трону.

Поколебавшись, Тим покинул свое лиственное укрытие и приблизился к окну. Отец отошел в глубь комнаты. Мальчик ступил на подоконник, соскочил на пол и встал, понурившись. Некоторое время они молча стояли друг против друга. Слышно было, как бесконечную ночную тишину сверлят цикады и где-то, на другом краю спящей земли, тащится скрипучая повозка. Со вздохом облегчения отец затворил окно, поставил подсвечник на стол и сел на кровать мальчика.

- Я же тебя просил, Тим, - начал он. - Просил или нет?

Сын не отвечал.

- Ты не такой маленький, должен понимать. Зачем ты это делаешь?

Мальчик порывисто поднял голову. Набежавшие слезы блеснули в его глазах.

- Папа, но почему, почему?.. Я ведь не делаю ничего плохого... Никто даже не видел. Я осторожно, честное слово...

- Не увидели сейчас, так увидят потом, - возразил отец. - Рано или поздно тебя заметят, и что тогда? Об этом ты подумал? Хочешь, чтобы тебя стороной обходили, чтоб дразнили, как дурачка Фаби, так, что ли? Подумай о нас с матерью. Как-никак, среди людей живем. Я не хочу, чтобы соседи показывали на нас пальцем.

Ночная бабочка трепетала под слабо озаренным потолком. Она мягко тыкалась в побелку, словно рука, накладывающая незримый шов. Потом по стремительной спирали спустилась к свече и заплясала вокруг нее, колебля язычок огня. Она порхала, сужая кольцо своего полета, и вдруг коснулась пламени. Раздался еле слышный треск, словно маленькую жизнь насекомого единым махом разорвали в клочки. Мгновение спустя обгоревшая бабочка лежала на столе, и ее лапки судорожно комкали воздух. Потом она затихла.

- Видишь? - сказал отец. - Видишь, что с ней стало? Но тебе-то разум дан, Тим. Ты должен понимать, что к чему. Вот вырастешь, станешь взрослым, надо будет обзаводиться своим домом, кормить семью. Кто тебе даст работу, если люди начнут обходить тебя стороной, как зачумленного?

- Я могу наняться в цирк, - прошептал мальчик.

- Этого еще не хватало! - от возмущения отец вскочил. - Все в нашем роду зарабатывали на жизнь честным трудом. И прадед твой, и дед, и отец. Я не хочу, чтобы ты стал ярмарочным трюкачом без роду и племени, без куска хлеба и без крыши над головой. Такого позора в моей семье не будет. А о матери ты подумал? Что, хочешь свести ее в могилу? Да? Я ведь ей ни полсловечка еще не сказал. А ну как она узнает?

Мальчик потупился. Его маленькое сердце выворачивалось наизнанку от горя и стыда.

Отец подошел к сыну и привлек к себе за плечи.

- Брось это дело, сынок, - заговорил он укоризненно и просяще, поглаживая волосы Тима. - Брось. Ни тебе от этого проку, ни нам чести. Ну пожалуйста. Забудь, что ты это можешь. Ради нас и ради себя. У тебя когда-нибудь будут дети. Ради них забудь об этом, пожалуйста, Тим. Поверь, так оно спокойнее. Потом ты сам поймешь, что я был прав.

Тим всхлипнул. Он ткнулся лицом в рубашку отца.

- Папа... - прерывающимся голосом проговорил он. - Папочка... Но... это так... здорово... Если бы ты знал, как это здорово...

На груди отца расплылось мокрое и горячее пятно. Он прижимал к себе сына и гладил его по голове, и все никак не мог проглотить квадратную судорогу в горле.

- Да я знаю, сынок. Знаю. Меня самого за это папаша ого-го как лупил... Двух раз с меня хватило, и больше в жизни не пробовал. Да потом и некогда было думать об этом. Вот так-то.

Мальчик отстранился в изумлении.

- Так ты... тоже?! И ты?

Отец кивнул.

- Да. И дед твой это умел, и прадед, и прапрадед. Все пошло с колдуна, который много лет назад жил в нашем городке. Твоя прапрапрабабка купила у него снадобье, чтобы ребенка родить здоровым, сильным и счастливым. Что за снадобье такое, не знаю. Никто не знает. С тех самых пор в нашем роду все и впрямь были крепкими на диво. А еще они умели ЭТО. Умели - и все тут.

Тим слушал с раскрытым ртом. Он смотрел на отца так, словно увидел его впервые.

- Прапрапрадед был умным человеком, - продолжал отец. - Он строго-настрого приказал жене и сыну молчать. С тех пор так и повелось. Никто в городке не знает о нашем даре. Ни к чему он, Тим, поверь. С тех пор, как я его забросил, ни разу не пришлось мне пожалеть. Теперь уж разучился, поди...

Отец задумался. Лицо его стало непроницаемым и тихим, как бывает, когда зрение и слух человека обращаются внутрь него. Вдруг он приподнялся над полом и повис в воздухе.

- Нет, не разучился... - пробормотал он и медленно, с опаской позволил себе опуститься.

- И ты совсем... ни разу... никогда...

Отец покачал головой.

- Нет. Даже мама не знает. Не говори ей, Тим. Не выдавай меня. Будь умницей.

Он обнял мальчика и потерся о его щеку носом.

- Спокойной ночи, сынок. И забудь об этом. Прошу тебя.

Он пошел к двери, обернулся, посмотрел на Тима. Казалось, он хотел что-то добавить, но передумал. Вышел и осторожно притворил дверь.

Мальчик распахнул окно и сел на подоконник. Пышная и свежая темнота обняла его. Запахи ночных цветов душистой радугой реяли над клумбой. Меж ветвей ивы крался тихий, как лепет, ветер. Звенели цикады. Звездное небо текло и дрожало, а спящий городок опрокидывался и все проваливался и проваливался в эту бездну, не достигая дна. Нежная прохлада забиралась под рубашку и тихонько шевелилась меж телом и тканью.

Тим затрепетал и приподнялся над подоконником. Он повис, покачиваясь, точно воздушный шарик на нитке. Осторожно выплыл из окна и огляделся. Ни души, ни огня не видно было в городке. Поколебавшись, мальчик рывком повернулся и влетел обратно. Задул свечку, нырнул в кровать и свернулся калачиком.

- Нельзя, - сказал он себе.

Блаженное тепло заструилось по коже, смывая озноб полета. Тим зарылся в подушку, и его зажмуренные глаза ожгло слезами.

- Нельзя, - повторил он.

Он лежал, тихо, беззвучно плача. И сон спустился к мальчику и окутал его душу милосердной тьмой.

Наутро, после завтрака, Тим вышел погулять.

Ясное, безоблачное небо предвещало погожий день. Ночной холодок еще соперничал с дневным теплом, и в тени было зябко, а на солнце жарко.

Тим направился к пустырю за церковью, где мальчишки обычно собирались для игры в лунки. Он беспечно посвистывал на ходу и перебирал в кармане куртки горсть стеклянных шариков. Почти от самого дома за ним увязалась бродячая собака. Пегая и вислоухая, она трусила за мальчиком не отставая.

- Ну что тебе? - спросил Тим, остановившись.

Собака села и уставила в него влажные вишни глаз. Казалось, она, созерцая мальчика, читает про себя молитву на собачьем языке.

Тим протянул руку, но собака испуганно отскочила и завиляла хвостом. Мальчик пожал плечами.

- Не пойму я тебя, - сказал он и пошел дальше.

На пустыре еще не было никого, кроме рыжего Дильса по кличке Битка. Он слонялся вдоль забора и сшибал хворостиной макушки крапивы.

- Привет, - крикнул Тим.

- Здорово, - ответил Битка. - Это что за собака, твоя?

- Бродячая. Сама прицепилась. Ну что, сыграем?

- У меня шариков нет, - печально сообщил Битка. - Вчера проиграл последние.

- Хочешь, одолжу парочку?

- Не-е. А ну как и их проиграю, тогда отдавать нечем.

Тим поскреб в затылке.

- Тогда давай так. Если проиграешь, будем считать, что я их тебе дарил.

Битка всерьез задумался.

- Эй, мальцы! - позвал кто-то.

Возле церкви стояли двое незнакомцев. По торбам с инструментами, висевшим через плечо, в них легко было угадать бродячих мастеровых, которые летом ходят по городам и селам в поисках заработка.

- Где ваш пономарь живет? - спросил мастеровой помоложе, одетый в латаные брюки и красную клетчатую рубаху.

- А здесь, неподалеку, - отозвался Тим.

- Сбегай к нему, попроси, чтобы открыл церковь. Нам работать надо. Вот, держи яблоко.

Тим на лету поймал яблоко и сунул за пазуху.

- Я мигом, - пообещал он.

Тут из-за угла появился хромой пономарь Маттас со связкой ключей.

- А, вы уже здесь, - обрадовался он и отпер дверь черного хода. - Ну и слава тебе, господи. Заходите.

Мастеровые и пономарь скрылись в церкви. Тим отсчитал Битке четыре шарика. Мальчики кинули жребий, и первый номер выпал Тиму. Он отошел к черте, подбросил шарик на ладони, тщательно прицелился.

Вдруг собака залаяла, забегала по пустырю, подняв морду.

Тим посмотрел вверх и увидел на балюстраде колокольни двоих мастеровых. Парень в клетчатой рубахе повесил на плечо моток веревки и, цепляясь за громоотвод, полез на черепичную маковку, которая снизу выглядела не больше тюльпана. Вспугнутые голуби, словно чаинки в стакане, кружили над позолоченным флюгерным петухом, венчавшим покосившийся шпиль.

- Ух ты, - сказал Битка.

Мальчики оставили игру и выбежали на площадь перед церковью, откуда лучше видны были колокольня и человек на ней. Собирались зеваки.

- Отчаянный парень, - приговаривал жестянщик Дат, задрав голову. - Я бы так не смог, ни даже за полцарства.

- Лишь бы не сверзился, - заметил старик Наль. - Там давным-давно все сгнило да проржавело.

- Ничего, - ответил кузнец Хортис. - Долезет до верха, привяжется веревкой.

Затаив дыхание, Тим смотрел, как на головокружительной высоте развевается клетчатая рубаха. Вот смельчак наконец добрался до шпиля, захлестнул веревку и опустил ее конец своему напарнику. Потом выпрямился во весь рост и, держась за флюгерного петуха, помахал рукой людям на площади.

И тут шпиль с треском накренился. Мастеровой потерял равновесие, взмахнул руками и, упав на черепицу, заскользил вниз. Чудом он успел схватиться в последний миг за веревку, слетел с маковки и повис, раскачиваясь, над площадью.

Раздались крики ужаса. Пегая собака заметалась и залаяла.

Извиваясь всем телом, парень старался подтянуться, перехватить веревку. С трудом ему удалось немного подняться и достать до водосточного желоба. Ухватившись за него, мастеровой попытался закинуть ногу на карниз, но тут желоб прогнулся, и человек повис на нем, вцепившись пальцами в гладкую жесть. Считанные секунды отделяли его от падения - либо соскользнут руки, либо оторвется желоб. Неподвижно висел он под карнизом, сознавая безнадежность своего положения и готовясь к неминуемой смерти. Ветерок поигрывал подолом рубахи.

И тогда не помнящий себя, задыхающийся Тим почувствовал, что земля ушла из-под ног. Словно сама собой, двинулась вниз и стремительно уменьшилась площадь. Горизонт поднимался вместе с мальчиком, городок стал виден как на ладони, показались далекие лесистые холмы, меж которых вилась речка. Но этого мальчик не замечал, он видел только висевшего на колокольне человека. Тим подлетел к нему и мертвой хваткой вцепился в ремень.

- Не бойтесь! - крикнул он.

Напрягая все силы, мальчик пытался подняться со своей ношей на карниз. Вдруг на его лицо упала тень. Он поднял голову и увидел, что старик Наль, распластавшись в воздухе, держит парня за запястье. Чье-то плечо коснулось Тима. Это Битка подлетел и обхватил ногу мастерового. И еще чье-то дыхание послышалось рядом... И еще...

- Ну-ка, все разом, полегоньку вниз, - велел Наль.

- Эй, полегче...

- Сам не толкайся, ч-черт...

- Не так шибко...

- Крепче держи, болван...

Причудливая гроздь человеческих тел плавно спускалась с колокольни. Собака носилась кругами по пустой площади и сумасшедше выла.

- Уф-ф...

- Все...

На земле образовалась бесформенная куча рук и ног. Огрызаясь беззлобно, люди кое-как встали, расступились. Мастеровой сидел в пыли и ошарашенно озирался.

Старик Наль повернулся, пошел прочь. Заковылял в другую сторону пономарь Маттас. За ним последовали Дат и Сторген, один за другим расходились жители городка, молча и поспешно, не глядя друг на друга.

- Айда, - дернул Тима за рукав Битка.

Мальчики скрылись за углом церкви, следом потрусила пегая собака.

- Эй, куда же вы, - пробормотал мастеровой.

Площадь опустела.
1985г.

----------------

Николай Леонардович Гуданец (Константин ПЕТУХОВ) (р. 1957, Рига, Латвия)- русский писатель-фантаст, поэт, член Союза писателей Латвии. Живет в Латвии, в Риге. Окончил филологический ф-т Латвийского государственного ун-та им. П. Стучки. Работал бетонщиком, кочегаром, контролером ОТК, учителем, редактором. Был членом литературной студии СП Латвии. С сентября 1999 г. главный редактор литературно-публицистического журнала "Шпиль" (Рига).
автор сборников «Покинутые во Вселенной», «Нарушитель», романов «Заложники», «По дороге в Осень», «Полигон», «Главнокомандующий».

Добавлено: Чт Янв 25, 2024 7:39 pm

"В каждом из персонажей рассказана часть моей жизни. В каждом герое описана частичка меня." Джоан Роулинг. Гарри Поттер стал откровением писательницы.

Добавлено: Пт Апр 12, 2024 7:24 pm

Гениальная философия Франца Кафки. Психолог Александр Некрасов.

Добавлено: Вс Сен 08, 2024 10:35 am

Предлагаю немного литературной философии от автора "Так говорил Заратустра" (хотя бы потому, что путь Ошо проходил через это посвящение). Итак небольшая прогулка с Ницше и его книгами.

Фридрих Ницше

"По ту сторону добра и зла"

(Отрывок из прелюдии и предисловия)

ПРЕЛЮДИЯ К ФИЛОСОФИИ БУДУЩЕГО

Перелом в мировоззрении и во всём строе мыслей Ницше, наступивший после написания "Заратустры", предлагал или обязывал к новым задачам, и, прежде всего, к ревизии уже написанного. Ex post fakto "Заратустры" возник проект переделки и нового написания прежних книг; итогом этого химерическеского замысла замысла стали Предисловия почти ко всем старым работам.

Книга "По ту сторону добра и зла", носящая характерный подзаголовок "Прелюдия к философии будущего", "прелюдировала" не только только к будущему вообще, но к будущему самого автора. Рукопись была завершена зимой 1885-86 г.г. После неудачной попытки устроить ее в Лейпцигском издательстве Г.Креднера, Ницше обратился в Берлинское издательство Карла Дункера. Последующий и на этот раз отказ привел к решению издать книгу за собственный счёт; такою она и вышла в свет в августе! 1886 года (примечательна дата, которая очевидна и стала в сознании, подняв в Заветном упоминание о Заратустре - прим. Д.) в Лейпцигском издательстве К.Г. Наумана. Произведение публикуется по изданию: Фридрих Ницше, сочинение в 2-х томах, том 2, издательство "Мысль" , Москва, 1990г.

Перевод - Н.Полилова.

ПРЕДИСЛОВИЕ

Предположив, что истина есть женщина, - как? разве мы не вправе подозревать, что все философы, поскольку они были догматиками, плохо понимали женщин? что ужасающая серьёзность, неуклюжая назойливость, с которой они до сих пор относились к истине, были непригодным и непристойным средством для того, чтобы расположить к себе именно женщину.

Да она и не поддавалась соблазну - и всякого рода догматика стоит нынче с унылым и печальным видом. Если только она вообще еще стоит! Ибо есть насмешники, утверждающие, что она пала, что вся догматика повержена, даже более того, - что она находится при последнем издыхании. Говоря серьезно, есть довольно прочные основания для надежды, что всякое догматизирование в философии, какой бы торжественный вид она не принимала, как бы не старалась казаться последним словом, была только благородным ребячеством и начинанием; и быть может, недалеко то время, когда поймут, чего, собственно, было уже достаточно для того, чтобы служить краеугольным камнем таких величественных и безусловных философских построек, какие возводились до сих пор догматиками, - какое-нибудь народное суеверие из незапамятных времен (как, например, суеверие души, еще и доныне не перестававшее бесчинствовать под видом суеверных понятий "субъект" и Я), быть может, какая-нибудь игра слов, какой-нибудь грамматический соблазн или смелое обобщение очень узких, очень личных, человеческих, слишком человеческих фактов. Будем надеяться, что философия догматиков была только обетованием на тысячелетия вперед, подобно тому как ещё ранее того астрология, на которую было затрачено, быть может, больше труда. денег, остроумия, терпения, чем на какую-нибудь действительную науку, - ей и ее "сверхземным" притязаниям обязаны Азия и Египет высоким стилем в архитектуре. Кажется, что все великое в мире должно появляться сначала в форме чудовищной, ужасающей карикатуры, чтобы навеки запечатлеться в сердце человеческом: такой карикатурой была догмсатическая философия, например, учение Веданты в Азии и платонизм в Европе. Не будем же неблагодарны по отношению к ней, хотя мы и должны вместе с тем признать, что самым худшим, самым томительным и самым опасным из всех заблуждений было до сих пор заблуждение догматиков, именно выдумка Лдатона о чистом духе и о добре самом по себе.

Но теперь, когда оно побеждено, когда Европа освободилась от этого кошмара и по крайней мере может наслаждаться более здравым ...сном, мы, чью задачу составляет само бдение, являемся наследниками всей той силы, которую взрастила борьба с этим заблуждением. Говорить так о духе и добре, как говорил Платон, - это значит, без сомнения, ставить истину вверх ногами и отрицать саму перспективность, то есть основное условие всяческой жизни; можно даже спросить, подобно врачу: "Откуда такая болезнь у этого прекраснейшего отпрыска древности, у Платона? Уж не испортил ли его злой Сократ? Уж не был ли Сократ губителем юношества? И не заслужил ли он своей цикуты?" - Но борьба с Платоном, или, говоря понятнее и для "народа", борьба с христианско-церковным гнетом тысячелетий - ибо христианство есть платонизм для "народа", - породила в Европе роскошное напряжение как состояние тягостное, и уже дважды делались великие попытки ослабить тетиву, раз посредством иезуитизма, другой - посредством демократического просвещения - последнее при помощи свободы прессы и чтения газет в самом деле может достигнуть того, что дух перестанет быть "в тягость" самому себе! (Немцы изобрели порох - с чем их поздравляю! но они снова расквитались за это - они изобрели прессу). Мы же, не будуч ни иезуитами, ни демократами, ни даже в достаточной степени немцами, мы, добрые европейцы и свободные, очень свободные умы, - мы ощущаем еще и всю тягость духа и все напряжение его лука! а может быть, и стрелу, задачу, что знает? цель...

Сильс-Мария, Верхний Энгадин,

ибнь 1885

Добавлено: Вт Окт 15, 2024 6:44 pm

Поскольку ю-туб теперь удовльствие не для всех, предлагаю почитать Чехова вместе с рассказом о нём в дзенской книге вместе с фото, где подписи к фото выражают танцевальную полиритмию. )

Добавлено: Чт Ноя 14, 2024 6:29 pm

Рассказ Василия Евгеньевича Никитина "Макивента Мелхиседек"

«и Мелхиседек, царь Салимский, вынес хлеб и вино, — он был священник Бога Всевышнего»
(Бытие 14:18 )